– А кого вы называете пожилым? – ухмыльнулся Рихт. –Водителю было примерно лет сорок, пассажиру, похоже, столько же. Но никакихпримет назвать не могу, я их просто не запомнил, самые обычные лица, такихмужчин много как на улицах Москвы, так и Бонна. Джинсы, куртки, ботинки…Постойте-ка! Вот как раз сапоги у шофера были примечательные! «Казаки»! Сдлинными узкими носами, похоже, то ли красные, то ли бордовые, с огромнымизаклепками. Парень еще вылез и пнул ногой помятый бампер, а я подумал:«Совершенно неподходящая обувь для водителя, ну как он с такими носами жмет напедали?»

Больше Рихт, как ни старался, вспомнить ничего не мог, и яушла от него с тяжелым сердцем. Хороши приметы, по которым придется искатьнегодяев! Старая машина «Скорой помощи» и ботинки с узкими носами.

До отлета у меня еще оставалось немного времени, и япошаталась по магазинам. В одном приобрела очень симпатичную сумку для Маши, вдругом купила очаровательную собачку-копилку для Зайки. Конечно, я не собираюсьникому рассказывать, что провела день в Бонне, но ведь в Москве сейчас можнонайти на прилавках все, что угодно!

Обратно я летела, слава богу, рейсом Аэрофлота. Конечно, этоне «Эр Франс» и не «Люфтганза», но все равно лучше, чем «Панкратовскиеавиалинии». Надеюсь, пилот тут окажется нормальным! Но, видно, сегодня был немой день! Не успела я запихнуть пакет с покупками в багажное отделение, как егокрышка отлетела и пребольно стукнула меня по макушке. Сами понимаете, что такоеначало не предвещало ничего хорошего, и я затаилась в кресле, но от судьбы пододеялом не спрячешься. Неудачи сыпались на мою голову, как спелые яблоки светвей. Сначала мне не досталось пледа, их успели разобрать другие замерзшиепассажиры, потом заело такую беленькую штучку на потолке, из которой дуетсвежий воздух, затем так же, как утром, отвалился столик для еды. Очереднуюоплеуху мадам Неудача отвесила мне во время обеда. Стюардесса, приветливоспрашивавшая у сидящих вокруг меня пассажиров, что они предпочитают: мясо илирыбу, грохнула передо мной без всяких предварительных церемоний поднос сфольговыми лотками.

– Мне рыбу, – робко попросила я.

– Кончилась, – без всякой улыбки заявила девушка.

– Извините, я не ем мясо.

– Ну и где я возьму рыбу? Русским языком же сказала:кончилась!

Я тяжело вздохнула.

– Так будете есть?

Я кивнула.

– И чего тогда кривлялась, – бормотнула себе под нос девицаи ушла.

Я съела невкусную, жесткую булочку, намазав ее маслом иджемом, уничтожила кусочек сыра и поковыряла вилкой гарнир. Чай дали индийский,а я предпочитаю цейлонский. Да еще всем подали аппетитные эклеры, а мнедосталась песочная полоска с кислым джемом.

Чувствуя себя совершенно несчастной, я вытащила из сумочкидетектив и попыталась читать. Но не тут-то было. По проходу начали с дикимвизгом носиться разновозрастные дети. Одна из девочек, толстушка лет семи,столкнула локтем мой стаканчик с чаем. На моих брюках расплылось пятно. Явозмущенно сказала:

– Хорошо еще, что он остыл, так и обжечься можно!

– Подумаешь, – мигом пошла в атаку мать безобразницы, – этоже ребенок, ему скучно!

– Вы бы хоть сделали девочке замечание, – вздохнула я, видя,как шалунья с хохотом швыряется корками от мандаринов.

– С какой это стати мне ругать из-за тебя своего ребенка? –заявила мамаша и, пнув локтем дремавшего рядом муженька, велела: – Папочка,разберись!

Парень приоткрыл мутные глаза и процедил:

– Пошла на… сейчас в лобешник получишь!

– Вот, – торжествующе заявила хамка, – мой муж вам покажет!

– Это я тебе говорю, – рявкнул на нее мужик, – сиди молчи,не тарахти, пока не убил, надоела, блин горелый! Не баба, а погремушка! Сколькораз тебе говорить, кончай звать меня папочкой, сука драная!

Мамаша визгливо зарыдала, ее дочка испугалась и тоже приняласьхныкать.

– Уроды, – процедил любящий муж и отец.

Потом он встал и пошел в хвост самолета. Мне стало неловко,и я отвернулась. Дети продолжали носиться и орать. Мои глаза закрылись, вголову полезли невеселые мысли. Господи, все очень плохо! Как найти Олега?Интересно, сколько людей в Москве носит сапоги-«казаки» красного цвета сметаллическими заклепками? И сколько потрепанных машин с красным крестомшныряет по улицам Москвы? Похоже, мне придется потратить полжизни, чтобы найтивсех шоферов.

– Господа пассажиры, – внезапно ожило радио, – наш самолетпопал в зону турбулентности, просим всех незамедлительно занять свои места ипристегнуться ремнями.

Тут же вспыхнуло красным светом табло.

– Просим не передвигаться по салону без крайней надобности,– не успокаивался динамик, – так как это мешает устойчивости самолета.

Мамаши мигом схватили своих чадушек и пристегнули их ксиденьям. Я испугалась почти до слез и тихо спросила у соседа, мужчины летдвадцати пяти, мирно читающего «Биржевые новости»:

– Что такое зона турбулентности? Это очень опасно?

– Фигня, – отмахнулся тот, – просто экипажу надоел шум всалоне, и пилоты решили припугнуть пассажиров.

Я слегка успокоилась и откинулась в кресле. Что ж! Реакциялюдей, управляющих самолетом, понятна, им совсем неохота слушать воплиразбушевавшихся детей. Не успела я прийти в себя, как в проходе появиласьстюардесса, та самая не слишком любезная девица. Сейчас на ее лице явственночиталась тревога. Она пошла между рядами кресел, опустив голову. Янасторожилась: с чего у стюардессы такой похоронный вид?

Девица добралась до моего места, опустилась на корточки,пошарила по полу руками, отогнула ковровую дорожку и внезапно вскрикнула:

– Боже, это ужасно!

Пальцы ее мелко затряслись.

Я перепугалась окончательно. Все понятно! Произошла поломка!

– Что случилось? – поинтересовалась мать капризной девочки.

Стюардесса подняла на нее полные слез глаза.

– Ничего.

– Как это ничего? – ожил муж тетки. – Чего тогда ревешь?

– Вас не касается, – шмыгнула носом девица и, резво вскочивна ноги, убежала.

– Странно, однако, – пробормотал сидевший около меня парень,– что ее так напугало?