– Ты в порядке? – спрашивает Сойер.

Так ли это? Моя кожа горит, но боль вполне терпима.

– Вероника, – тихо говорит Сойер, его дыхание касается моего уха, – ты в порядке?

– Да, – мои глаза расширяются, когда я вижу, как много мы пролетели, и от осознания, что для моего спасения Сойер тоже должен был упасть… или прыгнуть вслед за мной.

Сойер отпускает мое запястье, и я прижимаюсь к каменной стене. Все, что я вижу, – это мое падение еще на четыре метра в темную воду. Вокруг нас опускаются сумерки, когда последние остатки серого дневного света исчезают.

Сойер осматривает местность, и вокруг нет ничего, кроме каменного выступа по обе стороны от нас. На другом берегу реки есть пологая поляна. Очень жаль, что мы не там. Я думаю о двух подростках, об их машине, мчащейся вниз по этой скале, и думаю о том, каково это было – врезаться в реку, изо всех сил пытаться дышать, но вбирать в себя только воду. И ведь последнее, что они видели, была непроглядная чернота. Я не боюсь умереть, но не хочу умирать вот так.

Успокаивающее прикосновение к моему плечу, и Сойер легонько проводит своими пальцами по моей руке. Приятные мурашки бегут по коже, и я вздрагиваю.

– Все будет хорошо, – он неверно истолковывает мою реакцию. Это шокирует, как сдержанно и спокойно он говорит. – Я попадал и в худшие передряги, чем эта.

Я резко вскидываю голову.

– Худшие?

– У тебя телефон с собой? – он спрашивает так, словно не слышал моего вопроса.

Моя рука тянется к заднему карману, и пальцы дергаются. Он наверху, в машине. И теперь я паникую.

– Плохо, очень плохо.

– Мы в полном порядке. Я мог бы выбраться отсюда вплавь, но ты не умеешь плавать, а это всего лишь четырехметровое падение в глубокую воду. Я слышал об этой реке, и здесь она глубокая. Насколько ты физически развита?

Впервые в жизни я жалею, что не могу гордо задрать подбородок. Прочитав выражение моего лица, Сойер наклоняет голову и снова гладит меня по руке, словно говоря, что моя слабость его не беспокоит. Он проверяет склон рядом с тем местом, где мы упали, и грунт оказывается рыхлым. Галька и земля падают вниз, а потом начинают сыпаться на меня дождем. Кровь бешено колотится в ушах, когда мои руки взлетают вверх, чтобы прикрыть голову. Сейчас меня собьет с уступа валун, и я утону.

Внезапно чувствую теплое и твердое тело, когда Сойер обхватывает меня, прижимая к своей груди. Он использует свои плечи и голову как щит. Я делаю глубокий вдох, и меня поглощает его запах. Это успокаивающее сочетание бассейна и чего-то сладкого и темного. Я продолжаю медленно вдыхать и выдыхать, слушая, как галька и камни продолжают скользить вниз, отскакивая от скалы.

Когда это прекращается, Сойер выпрямляется, и я смущаюсь того, насколько он невозмутим, в то время как я чувствую, что буквально вибрирую. Сойер смотрит на меня сверху вниз, не мигая, и реальность ясно написана на его лице: мы должны прыгнуть.

– Здесь негде подняться.

От страха у меня пересыхает во рту. Смерти я не боюсь. Но смерть от утопления, признаюсь, пугает меня до чертиков.

– Я же говорила тебе, что не умею плавать.

– Но я умею. На самом деле это единственное, в чем я хорош, кроме математики. Если мы прыгнем, я все время буду держать тебя за руку и не отпущу, и помогу тебе выбраться на поверхность. Как только мы это сделаем, мне придется отпустить тебя на секунду, чтобы подплыть к тебе сзади. Я обхвачу тебя под мышками, и тогда тебе нужно будет довериться мне настолько, чтобы отпустить свое тело плыть по течению. Я переправлю нас на другую сторону, хорошо?

– Нет.

– Темнеет, наверху только пустынная дорога, и у нас нет сотовых телефонов. Накидай других вариантов, и я подумаю, что еще можно сделать.

Мой взгляд скользит от береговой линии на другой стороне, которая теперь выглядит на километр дальше, к стене утеса позади нас, на которую невозможно взобраться. Правда, может, мы и могли бы взобраться на него, но, если потерпим неудачу и я упаду, мне не выжить. По крайней мере, если прыгнем, Сойер будет держать меня.

Еще один глубокий вдох. Я вовсе не трус. Никогда им не была и не начну сейчас. Действовать по-крупному или сдаться, так? Или это уж слишком «по-крупному»? Я смогу вернуться домой?

Бросив вызов судьбе, я вздергиваю подбородок.

– О’кей. Мы прыгаем.

– Как только войдешь в воду, греби ногами. Это поможет удержаться от большего погружения. Задержи дыхание, и мне нужно, чтобы ты боролась с любой паникой, которая может возникнуть. Твои инстинкты будут кричать тебе делать все возможное, чтобы выжить. Ты будешь отчаянно пытаться найти что-то твердое, а затем давить на это, чтобы всплыть. Этой твердой вещью буду я. Не цепляйся за меня, а если все же уцепишься, то не сопротивляйся и не толкай меня вниз. Когда я возьму тебя в руки, просто расслабься и делай все, что я тебе скажу. Поверь мне, я вытащу тебя и доставлю в безопасное место.

Он протягивает мне руку ладонью вверх. Я колеблюсь, прежде чем вложить свои пальцы в его, и смотрю прямо ему в глаза.

– Клянусь богом, если ты позволишь мне утонуть, я буду преследовать тебя до самой смерти и буду самым отвратительным призраком, которого ты когда-либо встречал.

В его глазах пляшут смешинки, как будто он с нетерпением ждет того, что вот-вот произойдет.

– Обещаешь?

– Ты что, совсем спятил?

– Да. А теперь давай прыгать.

Вероника вкладывает свою руку в мою, она теплая и мягкая. Самая нежная кожа, к которой я когда-либо прикасался. Я провожу большим пальцем по ее ладони, и она сжимает мои пальцы. Что-то в моей груди шевелится, и это ощущение такое легкое, будто кто-то крадется на цыпочках. Этот прыжок пугает ее до чертиков. И это отражается в глубине ее глаз, но она держит себя так, словно может победить весь мир. Она сильная, смелая и по какой-то причине доверяет мне.

– Прыгаем, – говорю я, – подальше от камней.

– О’кей.

– На счет три, – отвечаю я. – Один… два…

– Три, – произносит Вероника, и мне приходится действовать быстро, пока она готова на прыжок веры.

Падение наэлектризовало меня. Оно слишком короткое, но трепет от того, что я делаю это с кем-то, рождает тот долгожданный порыв. Мы под водой, и течение быстрее, чем я думал. Рука Вероники становится скользкой, ее хватка ослабевает, когда она начинает паниковать. Ее относит течением, и оно грозится разлучить нас.

Я изо всех сил гребу ногами. Она брыкается, и я открываю глаза. В темной воде ничего не видно. Вероника дергается в последний раз и замирает. Крепко обхватив ее, я устремляюсь к поверхности. Вырываюсь из-под воды, хватаю ртом воздух и машинально гребу, дергая Веронику вверх.