– Вольдемар рассказывал, – пустиласьв воспоминания Фрида, – что его родителям во Львове принадлежал дворец.Множество картин, скульптур, книг. Он не слишком хорошо помнил, потому что былребенком, когда произошла революция. Правда, постоянно намекал, что спасший егоповар ухитрился утащить кое-какие ценности. На них они и жили. Но про картинуничего не рассказывал, говорил, что семейная реликвия.

– Завтра поедем в Третьяковку и покажемспециалистам, – решил Петька.

– Лучше в Пушкинский музей, –посоветовала Анна. – Интересно, сколько она может сейчас стоить?

– Миллионы, причем не в рублях, –сообщил Степа.

– На всех хватит, – отреагировалПетька.

– Картину обнаружила Даша, –заметила Фрида, – а в завещании Вольдемар четко распорядился: принадлежитнашедшему.

Я оглядела побледневшие лица Войцеховских и,преодолевая отвращение, успокоила братьев:

– Полотно ваше.

– Не сомневайся, Дашута, – заоралите в один голос, – выделим тебе процент.

Мне стало еще противнее, и я пошла в ваннуюотмывать воняющие помойкой руки.

Следующие дни не принесли ничего нового. Зайкапо-прежнему ходила к Радову и исправно спала. Болячек у нее никаких не было, имы не могли судить, эффективно ли лечение. Правда, Ольга приобрела какой-тоневероятный, просто фарфоровый цвет лица и необычайную активность. Чувствоваласебя прекрасно и летала по дому будто на реактивной метле, все горело у нее вруках, и превосходное настроение не покидало ее ни днем, ни ночью. Даже когданеловкий супруг разбил одну из коллекционных фарфоровых собачек, она не убилаего, а, вздохнув, сказала:

– Таксу придурошную совсем не любила,туда ей и дорога.

Может, это следствие манипуляций Сержа? Но,честно говоря, думалось, что Ольге просто пошел на пользу дневной сон. Сегоднякак раз завершился курс, и невестка, приехав домой, громогласно объявила:

– Ничегошеньки не узнала, даже мебели неувидела!

Я пила чай в глубокой задумчивости.Подобраться к Сержу оказалось крайне трудно. Попробую через Ленку. Носом чую,им есть что скрывать.

Записную книжку покойной Милы Котовой изучилавдоль и поперек. Попалось только одно женское имя – Светлана Александровна, и ярешилась позвонить.

– Наркология, – ответила трубка.

– Скажите, можно поговорить со СветланойАлександровной?

Раздался гул голосов, непонятные шорохи, потомприятный голос сказал:

– Слушаю.

– Я по поводу Милы Котовой.

– Сведения о больных сообщаем толькоработникам милиции и родственникам, – немедленно отреагироваласобеседница.

– Капитан милиции Васильева, –сорвалось с языка явное вранье.

– Приезжайте, ежедневно до двух, –сообщила Светлана Александровна и шлепнула трубку. Пришлось набрать номер ещераз и выяснить адрес.

Следующий звонок сделала одному из бывшихклиентов Милы. Долго листала книжку и наконец выбрала Романа.

– Рома, – вкрадчиво завела я, –здравствуй!

– Привет, – отозвался мужчина, поголосу лет тридцати.

– Давно не звонила, не соскучился?

– Кто это? – поинтересовалсямужчина.

– Угадай. Твой любименький цветочек.

– Наташка, ты, что ли? – засмеялсяголос.

– Нет, котик, не узнал, сладенький, своюягодку?

– Господи, Антуанетта! А парни болтали,что ты померла.

– Все врут, котик. Когда встретимся?

– Да хоть сейчас приезжай! Слушай, ценапрежняя?

– Дешевле стало. Только к тебе неохота,давай встретимся в другом месте.

– Ты с дуба упала? – спросилпарень. – Хватит кривляться, жду.

– Слышишь, Ромчик, адрес забыла.

– Ой, ну ладно дурить, – сообщилклиент, – торопись, у меня только до пяти время.

И трубка противно запищала. Я оделась,причесалась, прихватила записную книжку Милы и, разыграв этюд «Неоплаченныйтелефонный счет», получила от возмущенного Романа адрес.

Клиент жил в самом центре, на Бронной. Поставивмашину в маленьком дворе, я пошла искать 74-ю квартиру. Конечно, на четвертомэтаже и без лифта. Пролеты старинной лестницы оказались гигантскими. Елевзобравшись наверх, я сопела, как простуженный носорог. Детектив должен иметьлошадиное здоровье, как там говаривали: холодный ум, чистые руки, горячеесердце? Я бы прибавила: и крепкие ноги. Большая лестничная клетка вид имелавесьма неприглядный: выбитое стекло, выпавшие красно-белые плитки. Три дверипод стать лестнице – древние, грязные, оббитые внизу. Четвертая же, явнометаллическая, щеголяла новенькой зеленой обивкой и панорамным «глазком». Заней и проживал страстный Роман, поджидающий Антуанетту.

Звонок тихонько квакнул, и на пороге появилсяклиент. С виду мальчишка лет десяти. Я уже хотела сказать «позови папу», но,приглядевшись, увидела, что у «мальчишки» слегка потасканное лицотридцатилетнего мужчины и уже намечается лысина. Он был до того мал, что я,имея метр шестьдесят пять сантиметров, смотрела на него сверху вниз.

– Вы к кому? – пискнул гномикфистулой.

– Антуанетту ждешь? Я вместо нее,поговорить надо.

Клиент захихикал.

– Старовата ты в сороковник по мужикамработать.

А вот это уже слишком! Вешу я пятьдесяткилограмм, одеваюсь по молодежной моде, натуральная блондинка, стрижка короткая.Никто мне не давал моих лет. А этот сразу определил. Обозлившись, я вдвинулакарлика в просторный холл, захлопнула дверь и, придав голосу металлическиенотки, проговорила:

– Полковник милиции Васильева, гдеразговаривать будем?

Малыш недоверчиво спросил:

– Полковник?

Да, пожалуй, со званием перебор, хватило быкапитана, но делать нечего, и я обрушила на голову гномика меч информации:

– Перед смертью Котова сообщила, что выснабжали ее наркотиками.

– Я?! – затрясся мужичонка. –Вы чего! Какие наркотики, какая Котова?

– Здесь говорить станешь или в комнатупойдем? – перла я танком.