– Процесс включает в себя три шага, – пояснил он, неприлично близко притягивая ее к себе.

Она смотрела на его ослепительно белый галстук, испытывая слишком сильные эмоции, чтобы взглянуть в глаза. Это не просто танец. Никто никогда не обращался с ней с таким почтением. Никто не останавливался, чтобы взглянуть на нее. Пристально. Нет. Не то чтобы ни один мужчина не изучал ее с таким же выражением, как Кейд. Мало что ускользало от его внимания. Она уже знала это. Воображение ли ее разыгралось или он вдыхает запах ее волос?

Даньелл осмелилась взглянуть на него. Она не ошиблась. Кейд опустил голову и вдыхал аромат ее волос. Глаза его были закрыты.

– Орхидеи, – тихо сказал он.

– Простите?

– От вас пахнет орхидеями, которые растут на скалах острова Эльба.

– Эльба?

Даньелл склонила голову набок:

– Вы были на Эльбе?

– Много раз.

Даньелл задумалась.

– Это мои новые духи, – выдохнула она наконец и добавила: – Не знала, что орхидеи растут на Эльбе.

– Растут. Spiranthes spirales. Они такие незаметные. Маленькие, с белыми цветочками. Кажутся совсем невыразительными, почти невидимыми для тех, кто не обращает на них внимания, пока не приглядишься. Только тогда понимаешь, как они прекрасны. И божественно пахнут.

Что ответить на это?

Несколько секунд она не осознавала, что затаила дыхание. Его слова так отражали то, о чем она думала секундой раньше, словно этот человек прочитал ее мысли.

Но ей не пришлось отвечать, потому что Кейд сказал:

– Я поведу тебя в танце. Делай, как я показываю.

Он шагнул вперед, потом назад, затем в сторону.

Даньелл почувствовала, как легко подчиняется ритму танца с партнером, который, несмотря на утверждения обратного, очевидно, прекрасно знал, что делает.

Они кружились в маленьком пространстве у постели. На какой-то момент Даньелл почувствовала себя молодой дебютанткой. Она притворится еще на несколько минут…

– Вы способная ученица, – улыбнулся Кейд.

– А вы – прекрасный учитель.

Она помедлила, прежде чем спросить:

– Когда вы были на Эльбе?

– С тех пор прошли годы.

– Почему вы там были?

Немного поразмыслив, он спокойно ответил:

– Я сбежал из дома на флот, когда мне было тринадцать.

– Тринадцать! – ахнула она.

Такой молодой! Но и сама она сбежала в этом возрасте. Почему, когда слышишь подобное из уст другого, этот человек кажется таким ужасно молодым?

– Поверьте, когда родился в таком месте, как Севен Дайелз, жизнь на флоте кажется предпочтительной.

Севен Дайелз? Там росли Кейд и Рейф?

Она понятия не имела.

– Неужели это так?

Почему она никак не перестанет задавать вопросы?

– Отчасти да, отчасти нет.

– В какой части «нет»?

Все еще ведя ее в танце, Кейд хмыкнул:

– Скажем так: я вырос, не приобретя здорового уважения к властям и начальству, которое является неотъемлемой чертой матроса.

«Как и я…»

– И это плохо кончилось?

Он широко улыбнулся:

– Все мои попытки сделать что-то заканчивались плохо. Разве не знаете, что это отличительная примета паршивой овцы? Если не считать…

Она пристально наблюдала за ним.

– Не считать чего?

– Есть только две вещи, в которых меня трудно превзойти, – продолжал он почти тоскующе.

– Какая же первая? – не выдержала Даньелл.

Улыбка Кейда стала прямо-таки залихватской:

– Нарушение закона.

Даньелл едва не поперхнулась, но продолжала изучать его лицо:

– Вы, должно быть, шутите.

– Ни в коем случае. Я с самой юности поднаторел в этом.

– А тогда, на Эльбе, вы были на флоте или нарушали закон?

Его улыбка не потускнела.

– И то, и другое.

В темноте блеснули его белые зубы.

Последние аккорды стихли, и музыканты отложили инструменты. Кейд выпустил руку Даньелл, и девушка, слегка вздрогнув, отступила и принялась растирать покрывшуюся мурашками кожу. Кейд принялся ей помогать: жест слишком дерзкий, но она не могла заставить себя попросить его остановиться.

Приблизив губы к ее уху, он хрипло прошептал:

– Лучше?

Даньелл покачала головой:

– Нет… Нет, от ваших прикосновений стало еще хуже.

– Хуже? – нахмурился он. – Почему?

– Потому что, когда вы касаетесь меня… когда вы касаетесь меня, Кейд… – Она покачала головой, прежде чем спросить, разрушив чары между ними: – А вторая?

– Вторая?

Он вгляделся в ее лицо.

– Вторая вещь, в которой вы действительно хороши.

На этот раз его улыбка была положительно хищной.

– Это, – пробормотал он, прежде чем рывком прижать ее к себе и накрыть губами ее губы.

Их губы слились, и ее руки обвились вокруг его шеи. Она забыла о Гримальди и миссии, как только Кейд поднял ее и положил на кровать, а сам лег сверху. Его язык вторгался в ее рот снова и снова, пока она не обезумела от желания.

Его бедра оказались между ее раздвинутыми ногами. Хотя оба были полностью одеты, это оказалось самым эротическим ощущением, которое она когда-либо испытывала. Его твердость упиралась в ее мягкость сквозь слои материи. Он прижался к ней бедрами, а его губы продолжали завоевывать ее рот. Ладони сжимали лицо Даньелл. Внезапно он оторвался от нее и стал нашептывать ей на ухо бессвязные слова. Непристойные слова. О том, что он хочет сделать с ней, когда оба останутся без одежды.

Его пальцы скользнули к ее декольте и стали дергать за лиф и рубашку. Одна грудь выпрыгнула на свободу, и он накрыл ее ртом. Даньелл ахнула, когда его губы нашли ее сосок. Кейд покусывал, лизал, проводя горячим языком по крошечному бугорку, заставляя ее выгибаться и стонать. Потом стал сосать, и Даньелл едва не всхлипнула, прижимая его голову к себе, пока раскаленные добела молнии жара, рождаясь в ее груди, били в потаенное местечко между бедер, – то самое, о которое он терся. Его бедра поднимались и опускались в примитивном ритме, и она не хотела, чтобы это закончилось.

Когда Даньелл, наконец, нашла в себе силы оттолкнуть его, губы Кейда с чмоканьем оторвались от ее соска. Он отпустил ее руки, но продолжал прижимать девушку к себе. В тишине комнаты слышалось его шумное дыхание.