Она нерешительно подняла руку к его груди, прижала ладонь к мягкой ткани сорочки. Его сердце билось так же беспорядочно, как ее собственное. Хорошо.

– Кейд, я должна идти.

– Позволь мне ощутить тебя на секунду. Дай мне что-то на память.

Его руки скользили по ее плечам, лифу платья, сжимали маленькие груди.

Она не хотела отказывать ему, но случайно посмотрев на маленькие часы на столе, увидела, что уже почти половина первого. Гримальди голову ей оторвет за такое опоздание.

Даньелл схватилась за мускулистые предплечья Кейда и стиснула их. В другое время и в другом мире она позволила бы ему больше, чем просто ее коснуться. Отдалась бы этому человеку. Если безумие окончательно завладеет ею, и она когда-нибудь выйдет замуж, то лишь за такого мужчину, которому будет все равно, с кем она была раньше.

– Жаль, – пробормотала девушка, сжимая лицо Кейда все еще дрожащими руками.

– Чего именно?

Он потерся загрубелой щекой о ее щеку и поцеловал ладонь, посылая искры по ее телу.

Она гортанно рассмеялась.

– Я не сознавала, что говорю это вслух.

– Так и было.

Кейд отнял ее руку от своего лица и переплел ее пальцы со своими.

– Теперь вы должны сказать мне, о чем жалеете.

Они держались за руки. Его сильные пальцы завладели ее ладонью, большой палец ласкал нежные бугорки так, что она никак не могла собраться с мыслями. О чем он спросил ее? О да. О чем ей жаль. И о чем же? Девушка, как могла, игнорировала грохот крови в висках и пыталась думать связно. О чем же она думала? Да. Об этом.

Она выгнула бровь и ответила самым высокомерным взглядом, который только могла изобразить.

– Но я должен знать, – настаивал Кейд, мгновенно помрачнев. Но все же снова поцеловал ее руку.

Даньелл немного поразмышляла. Совершенно неприлично говорить ему, о чем она думает. Но разве она когда-то заботилась о приличиях?

Она молча сжала губы.

– Продолжайте, – торопил он, пристально наблюдая за ней.

Даньелл медленно и неохотно отняла руку, пытаясь запомнить детали: шероховатые мозоли, ласку большого пальца…

Она решительно вывернулась из-под него и встала. Кейд тоже встал и молча смотрел, как она тянет с кровати ротонду, расправляет покрывало и снова кладет записку на подушку.

Девушка накинула ротонду на плечи, взглянула на Кейда и быстро заморгала:

– Нужно идти.

Кейд потянулся к ней:

– Не раньше, чем ты объяснишь, чего тебе жаль.

Она отступила в сторону и прикусила губу, чтобы не улыбнуться. Схватила со стола смятую записку, шагнула к двери и подняла саквояж.

– Даньелл… – предостерегающе начал Кейд.

Сжав дверную ручку, она с лукавой улыбкой оглянулась:

– Я хотела сказать…

Она помедлила, наслаждаясь моментом.

– Я хотела сказать, какая жалость, что мы никогда не проведем ночь вместе.

С этими словами она вылетела из комнаты.

Кейд подождал, пока музыканты снова не заиграют. Подождал, пока ветерок, дувший в открытое окно, станет определенно холодным. Подождал, пока пульсация в паху прекратится, а восставшая плоть медленно опустится.

Только тогда он глубоко вздохнул и сделал шаг. Если бы не симптомы, он мог бы подумать, что последние полчаса были сном. Хуже того, слова, сказанные женщиной, слова, от которых забурлила кровь и тело охватило жаром, свидетельствовали, что это не игра его воображения.

«Жаль, что мы никогда не проведем ночь вместе».

Он все верно расслышал, не так ли?

Кейд едва не задал этот вопрос в пустоту спальни. Никогда в жизни он не был так возбужден словами женщины, особенно такими, которые ясно указывали, что они не будут спать вместе. Она ушла и, черт возьми, не объяснила, куда и зачем. Как, во имя дьявола, женщина способна сказать что-то в этом роде, а потом уйти?!

Кейд покачал головой. В других обстоятельствах он просто не выпустил бы ее из комнаты и уж точно не сидел бы потом, как проклятый дурак, глядя в окно на зеленые листья вяза. В других обстоятельствах, сообщи ему женщина, о которой он мечтал последние несколько дней, как ей жаль, что они не проведут эту ночь вместе, он развернулся бы, захлопнул чертову дверь, прижал ее к этой двери и поимел. Такова была бы его реакция, если бы Даньелл не отвлекла и не удивила – не просто словами, но тем фактом, что уходит и не говорит зачем.

Он закрыл окно, заглушив звуки музыки, которую так жаждал слышать несколько минут назад. Запустил руку в волосы и с тяжелым вздохом повернулся. Взгляд упал на записку на подушке. Кейд заметил ее раньше, но ничего не спросил, опасаясь, что Даньелл заберет ее. На сложенном листе бумаги было написано «леди Дафне». Записка была запечатана. Ему не следовало ее читать.

Хорошо, что он негодяй.

Кейд улыбнулся, взял записку и сломал печать. Развернул листок. Только две строчки. Две скудных, коротких, почти ничего не говоривших строчки. Дьявол! Куда она так спешила? Может, получила известие, что матери стало хуже? Ему следовало спросить ее, следовало предложить помощь. Но она ничего не сказала бы. И не приняла бы помощи.

Даньелл была невероятно независима. Независима и полна тайн. Большинство его знакомых дам хотели чего-то от Кейда, хотели, чтобы он остался. Чтобы давал обещания. Клятвы. Другие женщины служили ему источником наслаждения, но он никогда не оставался с ними достаточно долго, чтобы ощутить привязанность к одной из них. Если он понимал, что женщина хочет от него чего-то большего, то сразу уходил и больше никогда не появлялся в ее жизни. Аманда была особенно ловка в преследовании и некоторое время забавляла его, но стала прекрасным примером того, почему ему следует исчезнуть до того, как отношения станут чересчур сложными.

Однако Даньелл не желала ничего подобного. Мало того, она отказалась лечь с ним в постель и убежала первой, оставив его. Какая печальная ирония!

Кейд покачал головой, поднял подушку, поднес к носу и глубоко вдохнул. Орхидеи. Как те, что на Эльбе. Он не сказал Даньелл, почему был на Эльбе. Не у одной мадемуазель ла Кросс есть тайны.

Аромат пробудил волну воспоминаний, особенно о ее темных волосах. Больше он никогда не сможет нюхать орхидеи, не подумав о ней. Господи боже, он походит на влюбленного идиота.

Кейд застонал и потер лоб, уронив при этом подушку на постель. И отвернулся, прежде чем вспомнил о письме, адресованном ему, совершенно иного содержания. Не о том, которое он писал Даньелл в библиотеке, а о том, что было спрятано в кармане его куртки. Том, что отдал ему в кабачке О’Коннор.

Кейд расстегнул куртку и вынул послание. Пробежал глазами при свете маленькой восковой свечи, которая еще не догорела.