Кроме того, их шеф имел большие связи в правоохранительных органах. Если бы Белявского содержали не в следственном изоляторе ФСБ, а в СИЗО Минюста, судьба его была бы предрешена. Он вряд ли вышел на свободу. Сердечный приступ с летальным исходом, в крайнем случае, самоубийство ему были бы обеспечены. Но дотянуться до Лефортовского СИЗО у Павла Ефимовича руки оказались коротки.

Нежданный выход Белявского на свободу не отставил, а лишь отсрочил наполеоновские планы Соколова. Он был уже готов приступить к «чистке» властных рядов «Армады». На одного из заместителей имелся убойный компромат, на основании которого тот должен был оказаться за решеткой на долгие годы, а возможно, и навсегда. Несчастный случай оборвал бы жизнь второго зама. Директора «Армады» Павел Ефимович за серьезного соперника не считал, без труда и последствий выкинул бы его из начальственного кресла после уничтожения более серьезных соперников. За короткое время Соколов устранил бы и остальных сотрудников, которые могли помешать ему в достижении вершины властной пирамиды.

Скорое освобождение Белявского не поставило крест на планах авантюриста, а лишь, по его мнению, отложило их на некоторое время и поменяло пункты местами. Нужно было как можно скорее избавиться от Евгения Серафимовича. А с этим как раз и возникли трудности. Словно предчувствуя близкую смертельную опасность, Белявский усилил свою охрану. Организовать покушение или несчастный случай не представлялось возможным. А расследование убийства курьеров и похищения алмазов могло вообще поставить крест не только на всех планах Соколова, но и на нем самом.

Кстати, Соколов пошел на эту авантюру с драгоценными камешками не для того, чтобы срубить легкие деньги, а с целью внести хаос в работу «Армады». И помимо данной акции он скрытно дестабилизировал деятельность фирмы на нескольких других направлениях.

Белявский по выходе из СИЗО развернул активную деятельность не только по нормализации работы «Армады», но и приказал провести расследование по всем фактам нарушений и срывов планов конторы. Непосредственное участие Соколова в саботаже доказать было трудно, но возможно, поэтому он принял все меры для нейтрализации Белявского. Одной из них была попытка сдать Станислава новосибирским наркополицейским с дальнейшим сливом информации на Евгения Серафимовича.

Однако, если принять во внимание, что после этой неудачной акции он дал команду Архипцеву на экспроприацию алмазного груза, то не надо быть слишком прозорливым, чтобы понять, что Соколов готовится к бегству. Конечно, наверное, жаль гаденышу, что его планы восшествия на престол «Армады» порушились, но как минимум два кило необработанных алмазов – совсем неплохая премия за грязную игру.

Перед Станиславом остро встала проблема как можно скорее известить Белявского о предателе, ради которого и была затеяна вся эта история с его работой под прикрытием. Совсем не Стаса проблема ловить Иуду, но зря, что ли, он рисковал, от наркополицейских бегал, с поезда порхал, не говоря уже о знакомстве с медведем...

А вот как раз со связью и была напряженка. Спутниковый телефон, покоясь в рюкзаке на вагонной полке, стремился в дали дальние, а мобильник Архипцева после его падения не годился даже на запчасти. Да и его хозяин сам требовал срочного ремонта.

Впрягшись в волокушу, Станислав потащил раненого вдоль железнодорожного полотна. Не оглядываясь, он задавал Архипцеву вопросы, вникая в подробности деятельности как Соколова в частности, так и жизни «Армады» в общем. В принципе, Стасу было до фени и то, и другое, то, что нужно, он уже узнал. Станислав просто боялся, что Архипцев потеряет сознание, и поэтому заставлял его говорить.

Маршрут движения параллельно «железке» он выбрал по двум причинам. Во-первых, полоса отчуждения вдоль рельсов была ровная, не в пример сложнопересеченной местности, начинавшейся уже в семидесяти метрах от рельсов. Ну а главное, впереди километрах в трех-четырех от места их десантирования за деревьями, растущими у железной дороги, он разглядел темный конек крыши. Можно было тащить раненого и напрямик к трассе, но Стасу было известно лишь направление, где она может проходить, но никак не расстояние.

За полтора часа, пока они добирались до цели, Станислав испытал на себе все прелести бурлацкой жизни. Если еще добавить к этому ноющее после прыжка из летящего на всех парах состава тело, то можно понять, почему Стас, дошагав до будки, стоящей у переезда, уже не смог подняться по двухметровому откосу, а сел, точнее – рухнул, на траву у его подножия. Архипцев держался на грани, а вернее, за гранью сил. Он уже не говорил, не стонал, а лишь что-то тихо шептал себе под нос.

Надежды Станислава на скорую, в смысле – людскую, помощь не оправдались. Будка выглядела нежилой. На дверях висел ржавый замок, окна были заколочены деревянными щитами. Вероятно, после установки на переезде автоматического шлагбаума надобность в присутствии здесь железнодорожного служащего отпала.

Минут десять Станислав приходил в себя. Затем он поднялся на ноги и влез на насыпь. Никакого жилья при ближайшем обозрении окрестностей, как и машин на дороге, не наблюдалось.

Как тот витязь на распутье, Стас стал прикидывать, в какой стороне ему голову снесут, а где коня потеряет. Ничего путного ему на ум не пришло. Трезво рассудив, что тащить дальше Архипцева ни сил, ни смысла нет, Станислав уже почти решил, что оставит его около будки и двинется к трассе за помощью. Может, кто и раньше сердобольный здесь поедет, подберет раненого...

Его рассуждения прервал едва слышимый треск. Из-за далекого леска выплыла темная точка и, приближаясь, стала медленно расти. Скоро Стас разглядел, что это едет мотоцикл с коляской. Он двигался не с той стороны, где должна была проходить трасса, а с противоположной. Да не все ли равно, откуда и куда эта тарахтящая коляска движется, главное, она может решить проблемы, стоящие перед Станиславом. У него от сердца отлегло и даже стали поменьше ныть натруженные суставы.

Абориген в лице мужика средних лет, от которого крепко несло перегаром, оказался отзывчивым и шустрым. Последнее качество у Сереги, так он представился Стасу, особенно проявилось, когда тот показал местному товарищу две стодолларовых купюры. Одна предполагалась как плата за транспортировку Архипцева в районную больницу, вторая – за консультативную помощь и услуги связи самому аборигену.

Вместе с ним Станислав на мотоцикле сгонял в расположенное за лесом село. Пока он звонил с местной почты Белявскому в Москву, Серега откуда-то пригнал «УАЗ»-«буханку» с трезвым водителем. На этом фургоне Стас возвратился к Архипцеву. Загрузили его в салон на брошенный прямо на пол старый матрац. Третья появившаяся на свет за час из кармана Станислава стодолларовая бумажка развеяла сомнения врача приемного покоя по поводу страхового медицинского полиса.

Ожидавший Станислава у больничных ворот «УАЗ» довез его до вокзала. А уже к вечеру на двух электричках с пересадкой он добрался до Омска. Там Стас переночевал в гостинице и лишь на следующий день на вечернем поезде убыл в Москву.

Спешить Станиславу было некуда, как и ждать очередной пакости от людей Консула-Соколова. Не до него сейчас Павлу Ефимовичу с компанией. Белявский принял доклад Стаса молча, не перебивая и не задавая вопросов. Лишь в конце он зловеще произнес: «Спасибо!» и повесил трубку. Что за этим последовало, можно было легко представить.