— Да, я все помню… но… — она снова спрятала лицо на моей груди, сильнее сжимая в объятиях.

Давно, очень давно я не ощущал тепла ее тела, не имел возможности упиваться лавандовым ароматом и не прикасался к моей красавице. Задушенное когда-то чувство вожделения вновь начало брать верх, и я отстранился. Усадил Амну на краешек кровати, вытер ее влажные щеки своим рукавом, и устроился у нее в ногах, опустив голову на колени. Амна молчала, изредка вздрагивая в новом слезном приступе, а я пытался найти слова для прощания, как вдруг меня словно молнией поразила одна идея.

— Сегодня я уйду, Амна, и не знаю смогу ли вновь прийти в Аметрин в плотском обличие… — я запнулся, потому что не знал, как донести до горделивой Айсу мое странное предложение. — Но я подумал… Ты, конечно, можешь отказаться… Это только твой выбор… Я мог бы оставить тебе дитя, — выпалил я, наконец.

— Ты хочешь подарить мне ребенка? Своего ребенка?!

— Только если ты этого пожелаешь. Он будет частичкой моего телесного воплощения.

Амна задумалась, затем встала, прошлась по комнате, заглянула в окно, потом повернулась ко мне, но, начав говорить, снова обратила свой взор на улочки Аметрина.

— Я размышляла об этом, Виктор, — начала она несмело, — однажды, я даже решилась просить тебя об этом одолжении, но в последний момент что-то остановило меня.

— Тебя страшит материнство?

— Я побоялась того, что стану любить наше дитя больше, чем всех остальных твоих деток. Понимаешь?

— Амна, ты моя посланница — хранительница и душа Аметрина, но ты ведь еще и женщина! Разве тебе не хочется испытать радость материнства.

— Хочется, но я твоя Айсу, только Айсу, — проговорила она твердо, но печально.

— Эту ночь я проведу с тобой, — сообщил я ей. — Сяду вот здесь — на топчане, и буду жать твоего решения до рассвета. С первыми лучами я отправлюсь в путь.

Амна покорно кивнула и опустилась на краешек постели.

Мы просидели так всю ночь, неотрывно глядя друг на друга. Под утро мою прелесть сморило. Она предпочла остаться верной Айсу — служительницей народа, любимого ею более всего на свете. Я же, с первыми лучами солнца начертал дверь в свою новую Вселенную, бросил прощальный взгляд на спящую Амну, и исчез за гранью нового мира.

За границей облаков — там, куда не суждено проникнуть взору обычного человека, я различал слабые отсветы уже стирающейся двери в Аметрин. Тусклое мерцание неумолимо затухало, нервно подрагивая и напоминая мне, что обратной дороги уже не будет. Я радовался новому миру, встретившему меня пронзительными ветрами, подгонявшими лиловые тучи, сквозь которые я пролетел, приземляясь на поблескивающий росой утес, но тяжелый молот разлуки все же ударял по моему сердцу, причиняя боль. Я не мог представить себе, что возможно никогда больше не смогу увидеть Амну, не вдохну ее лавандовый аромат, не почувствую отныне тепла ее хрупкого отзывчивого тела. Я даже не был уверен наверняка, что когда-нибудь услышу еще ее голос.

Ответом на мою боль стала разразившаяся в Варгааре гроза. Небо стремительно заволакивало свинцово-багряными тучами. Они надувались и ворочались от переполняющей их влажной тяжести, а когда последний отблеск двери в Аметрин погас, исторгли на меня весь свой груз.

Я мок под дождем, оглушаемый громовыми раскатами и ослепляемый молниями, что прорезали взбесившиеся небеса белыми всполохами. Разбушевавшийся ураган, казалось, вот-вот свалит отвесный карниз утеса в бездну, а наэлектризованный воздух довершит разрушения. Но мне эта картина нравилась, она как нельзя лучше отображала боль разлуки. К тому же сам Варгаар был создан неукротимым и диким миром, и эта гроза стала апогеем его необузданности.

Стихия бушевала долго, пока не сорвала-таки меня с утеса. Попав в неспокойную морскую бездну, я как-то сразу пришел в себя. Холодная вода отрезвляла, а с бурливыми потоками справляться было не так-то и просто.

«Погибнуть в пучинах собственного творения может каждый, и я не исключение», — эта мысль пришла мне в голову безжалостно остро, и если бы не она, Варгаар поглотил бы своего создатель в первый же день.

Выбравшись на сушу, я попытался угомонить свои разыгравшиеся не на шутку чувства. Не сразу, но мне это все же удалось. Уже к вечеру гроза присмирела, льющиеся с небес воды иссякли, а ветра, устав раздувать паруса моей скорби, притихли. Я сидел на берегу моря в маленькой уютной бухте с каменистым берегом, смотрел вдаль, где все три Солнца уже наполовину спрятались за горизонт. Целый мир чудес ожидал моего участия, — «И ни одного существа, говорящего на человеческом языке», — подумалось мне в тоске. Нет, я не сожалел, что создал Варгаар безлюдным, в тот момент я жалел лишь себя, неспокойный, грозный мир казался мне почти совершенным и не приспособленным для слабого человека.

Подтверждая мою мысль, море поглотило пылающие светила, и на Варгаар сошла тьма, не просто ночь, но непроглядная, беспросветная темень. Я вынул свой карандаш и на ощупь изобразил рой светляков. Маленькие крылатые создания нависли надо мной, словно люстра, и жадно вбирая в себя свет нарождающейся луны, стали отражать его.

Их холодное, неземное сияние изливалось на меня, а я все думал: «Как там Аметрин, как там Амна и Псоглавец с Мартой?»

Не знаю сколько времени я просидел без движения, просто смотря в черноту, наверное, я даже задремал, потому что видел Амну, стоящую в самой высокой башне аметринового замка. Она воздевала руки к небесам и что-то пела. А потом я очнулся, и как ни странно, в сознание меня вернул ее голос.

— Виктор, Виктор, мой Виктор? — звала Амна.

У меня внутри все перевернулось, сердце пропустило пару ударов, а потом понеслось, будто хотело догнать ускользающее эхо.

— Виктор, ты слышишь меня? — вновь раздался молящий голос Амны.

— Слышу, — ответил я в недоумении.

— Вот и славно, а то я уже испугалась, что смутное время настало в Аметрине.

«Не сон, — промелькнуло у меня в голове, и я спросил вслух, — Что ты такое говоришь?»

— Ты покинул нас, и тьма сошла на земли Аметрина. Тяжелые тучи ворочали небеса, а дождь снова заливал твой светлый край, и я уже подумала грешным делом, что это конец. Но вот тучи стали рассеиваться, и ты снова слышишь меня, мой Виктор.

— Не пугайся так, Амна, это временное затмение, — утешал я свою Айсу, дивясь небывалому волшебству. — Что бы ни происходило, я всегда буду возвращать свои мысли в Аметрин и никогда не оставлю вас без внимания.

— Теперь я спокойна, мой Виктор, теперь спокойна, — шептала она заплаканным голосом.

— Не грусти и всегда зови меня, когда я нужен, слышишь Амна? Даже если я не отзываюсь, ты все равно призывай, со временем наша связь окрепнет.

— Да, да, так и будет.

Амна ушла к своему народу, рассказать весть о том, что их Творец все еще с ними, что он слышит свою Айсу, и что не останется без моего участия тот, кто будет в этом нуждаться. Пока я не особенно понимал, как именно буду участвовать в судьбе Аметрина, будучи запертым здесь, но отчего-то был уверен, способ найдется, ведь и Олег Владимирович мне говорил, что связь Создателя со всеми его мирами нерушима, но проявляется у всех по-разному. Возможно, в Аметрине она будет идти именно через Айсу. «Поживем, увидим», — подумал я, не переставая удивляться творящимся в моей жизни чудесам.