Всего в моем мире было в избытке, единственное, что я не решался в нем воплотить — образ человека. Мне хотелось сделать Варгаар подвижным, необузданным, диким миром. Человеку в таком не место.

Была и еще одна причина, по которой я страшился населять его людьми. Все в Варгааре подчинялось одной единственной идеи — взаимоподдержке. Если в каком-либо механизме обнаруживался сбой, на помощь ему тут же приходили все оставшиеся. Все звери, птицы и рыбы ощущали себя не отдельными единицами, а частями чего-то невероятно огромного, принадлежащего им же, оттого в их сознании глубоко укоренилась идея о поддержании порядка и равновесия. Ощущение гармонии было у них на уровне инстинкта, и стоило нарушить баланс, как мои мудрые помощники тут же стремились его восстановить. Прекрасные дети Варгаара не охотились друг на друга, но оберегали. Я создал такое многообразие растительной пищи, что любому животному хватило бы ее с лихвой на несколько жизней. Расселил своих питомцев по всем уголкам моего царства и каждому дал соратников, чтобы в постоянном взаимодействии вращалось колесо нового мира, катясь по бесконечным просторам небес.

Я дополнял и совершенствовал новое свое полотно самозабвенными взмахами кисти и отсеканием лишнего от каменных глыб. Я пребывал в экстазе от предвкушения того дня, когда переберусь в Варгаар окончательно. Аметрин стал уже совсем самостоятельным, целостным и устойчивым к катаклизмам любого рода. Я мог совершить переход безбоязненно, но у меня еще оставалось одно обязательство.

Это дело я откладывал, сколько мог, не от того, что не хотел выполнять, но по причине незнания как лучше его сделать. Обещание было не простым и несло в себе множество подводных камней, я боялся, боялся, что прогадаю и не угожу тому, кому я его давал. Но тянуть более я не мог, и наконец, выбрал для осуществления обещания один жаркий августовский день. Отправился на реку, глиняный бережок которой подходил для работы как нельзя лучше, и под немилосердно палящим солнцем изваял дар, обещанный Псоглавцу.

Глина мне попалась мягкая, податливая, с примесью ракушечника и песчаной крошки. Вопреки всем правилам и технологиям я начал лепить сверху — с вытянутой миловидной мордочки, такой же востроухой как у моего очаровательного друга. Она вышла еще смешнее и кукольнее, чем я задумывал, и как-то сам собой определился ее наряд — пышная колокольная юбка и шаль, накинутая поверх узеньких собачьих плеч. Немного полюбовавшись на свое творение, я вдохнул в него жизнь.

Новорожденное псоглавое создание оказалось до невообразимости кроткое, с тоненьким еле слышным голоском и такими же подобострастными глазами, как у ее будущего друга.

— Тебя будут звать Мартой, — проговорил я, присаживаясь на корточки и ставя крошку на землю.

Марта похлопала синими, как вечернее небо глазками и согласно закивала, протягивая ко мне мохнатые лапы. Я снова взял ее на руки и понес в дом к Псоглавцу.

Еще за несколько метров до моего логова я почуял запах свежего хлеба, мой друг вновь изгалялся в кулинарных подвигах.

— Ну что, крошка, вот мы и пришли, — сообщил я, опуская Марту на землю. — Здесь живет тот, с кем тебе непременно захочется подружиться. Я войду первым, а ты следом за мной, хорошо?

Марта послушно закивала, прижимаясь к поле моего плаща.

Я зашел, придерживая дверь рукой.

— Здравствуй, друг, — обратился я к псу, — у меня для тебя сюрприз, надеюсь приятный, — сказал я с улыбкой и пропустил вперед Марту, прячущуюся за моим плащом.

Псоглавец замер, тараща на Марту осоловевшие глаза. Жарящиеся на сковороде блинчики начали подгорать, а закипающий чайник, заполнять тесное пространство кухоньки влажным паром. Я подошел к печи и снял с нее сковороду и чайник. Марта осталась стоять у дверей, явно чувствуя себя брошенной.

— Эй, дружище, будь джентльменом — предложи даме блинчик, — шепнул я на ухо псу, и тот мгновенно ожил.

Подбежал к Марте, сворачивая по дороге стул и корзину с орехами, схватил сконфуженное, ничего не понимающее создание за лапу и потащил к столу.

Он носился по кухне будто электровеник. Чашечки и пиалочки с вареньем появились, словно по мановению ока, а перед тем как они опустились на стол, тот был устлан белоснежной льняной скатерочкой. Сам же хозяин излучал в этот момент сверхъестественную жизнерадостность.

— Он очень внимательный друг, Марта, — проговорил я, склоняясь над новой подругой Псоглавца, — одна беда — с такой заботой вы рискуете набрать лишний вес.

Марта снова захлопала рыжеватыми ресничками, уставившись на меня с недоумением, и я расхохотался.

Весь день, прошедший под знаком веселья и обжорства, я провел в окружении своих друзей, но, в конце концов, и он завершился. Лиловые сумерки сгущались, обращаясь в непроглядную ночь. Я сидел на маленькой скамеечке у дома Псоглавца, готовился к расставанию. С кухни доносился шум льющейся воды и жизнерадостные голоса моего старинного друга и Марты. Они весь день смеялись моим простым, незатейливым шутками и каким-то, одним им понятным вещам. Они вместе готовили, вместе накрывали на стол и натирали до блеска чашки и плошки, а потом начинали все по новой. И эта псоглавая идиллия, совершенная в своей простоте, трогала меня. Но судьба неумолимо гладко накатывала, я чувствовал, что медлить больше нельзя. Именно в этот момент и раскрылась дверь, а из нее высунулась длинна морда пса.

— Уходишь? — с грустью спросил он.

— Да, пора.

— Ты вернешься?

— Надеюсь, но ты поймешь, со временем, что исчезнет из твоей жизни лишь мой телесный образ.

— Да, да, я помню, ты всегда будешь с нами, хоть и станешь невидим.

Пес протянул ко мне лапы и я, приподняв его, крепко обнял.

Уже в поглощенном ночью Аметрине брел я по мостовым, предвкушая прощание с Амной, с ее кристальной, чистой красотой, с ее даром — чудодейственной музыкальностью. В действительности, я давно уже мог бы покинуть Аметрин, удерживало меня именно нежелание расставаться с ней — с моей царственной Айсу, так напоминающей Марию. Но ткань новой действительности уже соткана и требует обработки. Она нуждается в моем непосредственном присутствии, в моих руках, мыслях, в душе моей. Нуждается во мне не меньше, чем я в ней, и потому разлука с Аметрином неизбежна.

Олег Владимирович как-то сказал мне, что я должен перестать волочить за собой призрак возлюбленной, и я согласился с ним. Но вот расстаться с ее точной копией, оказалось сложнее, чем я думал.

Я подошел к замку, в котором жила моя прекрасная Айсу, и секунду помедлив, вошел. Амна была у себя, она ждала, почувствовала, наверное, что я приду. И конечно догадывалась о причине моего визита.

Не скрывая мрачной удрученности, она подошла ко мне, обвила шею тонкими руками, затем уткнулась в мою грудь и тихо заплакала.

— Что за панихидное настроение? — спросил я, приподнимая ее лицо. — Я же объяснял тебе, что не оставлю вас, что все равно буду рядом…