Законов в Варгааре было не много. Почитать землю и не брать у нее сверх меры, покровительствовать женщинам, детям и старикам, чтить свой род. Всякая жизнь в Варгааре считалась священной, потому охота велась лишь с позволения лесничего, и только в том случае если популяция диких зверей угрожала лесу. Скотину держать запрещалось, так как любая тварь рождалась свободной. Были и другие правила и обычаи, придуманные народом, но они, в отличие от этих, устаревали и менялись.

Этот мир все еще оставался суров и непостижим, и все же, с помощью моего кровного сына, я сумел сделать его пригодным для жизни людей.

Многое в Варгааре изменилось со времен первого переселения, но истинным преображением стало мое собственное. Я осознал, наконец, что главное произведение искусства, творимое художником — это он сам. Я увидел, что являлся не тем, чем казался. То, что я наивно принимал за себя истинного: тело, способности, приверженность и даже поступки было лишь материалом, глиной, из которой я все эти годы и вылеплял свое главное творение.

Раньше я думал, что материя — это застывшая мысль Творца. Но величайшим открытием для меня стало то, что застывание это не конечно, ведь каждое отдельно взятое создание в моем мире продолжает трансформацию движением своей души.

Мне нравилось следить за этими изменениями, нравилось потому что все они превосходно отображали идею о самоподобности мироздания. Я в такие моменты представлял себя крохотным витком во фрактальном [12] узоре Вселенной, и в то же время целой галактикой, от которой в разные стороны расходятся все новые и новые завитки.

Каждый стремится к познанию, и всякий акт творения определяется мерой познанного. По замыслам и деяниям детей своих я мог безошибочно видеть их развитие, и это занимало меня больше всего на свете. Единственное, чего я никак не мог взять в толк, отчего они не следуют моим подсказкам, почему упорно набивают себе шишки, наступая на одни и те же грабли снова и снова? Я просто стал забывать, как когда-то тоже был молод и горделив, как верил лишь в себя и свой дар, подвергая сомнению абсолютно все и вся.

Так вот, я сидел на вершине утеса и наблюдал за своими детьми. От этого занятия меня отвлекла прямоугольная тень нависшая прямо надо мной. Туманность стала постепенно очерчиваться, и вот я увидел дверь, открывающуюся дверь, из которой выходил Олег Владимирович, немного осунувшийся, но все такой же бодрый и ни капли не постаревший.

Я не видел своего учителя невозможно много лет. Конечно, он не бросал меня в трудные минуты, и наведывался в Варгаар, но это было так давно, что я уже стал забывать его лицо.

— Давно сидишь? — спросил он, присаживаясь рядом.

— Не знаю, а разве время существует? — ответил я, шутя.

— Уже нет, — совершенно серьезно проговорил Олег Владимирович. — Ты переплыл реку времени, и оно для тебя остановилось.

— То-то я и гляжу, что вокруг все течет и изменяется, а я словно замер.

— Так и есть. Но будь осторожен, мой друг, окончательная остановка означает смерть.

— Понятно теперь отчего меня так удивляет их суета, — проговорил я, указывая на неспокойных людей. — Я, вроде, все им дал, создал условия для того, чтобы не страдали, а лишь любили и творили. А они все куда-то бегут и совсем мало занимаются тем, чем должны были по моему замыслу.

— Ты их с себя писал? — поинтересовался Олег Владимирович.

— А с кого же еще?

— Ну, значит, скоро угомонятся. Это для тебя времени нет, а для них пока есть. Ты же их в перспективе по своему образу создал. В твоем замысле они уже совершенные, но ты не учел, что им к этому совершенству еще прийти нужно. Вот они и бегают. Ты сиди, наблюдай, особо талантливым помогай, — посоветовал мой старинный друг.

— Да я, вроде, так и делаю.

— Ну и молодец, — похвалил наставник. — У самого-то как, есть новые идеи?

— Да крутятся некоторые мыслишки в голове, — признался я.

— Воплотишь? — спросил Олег Владимирович, выдергивая травинку и пробуя ее на вкус.

— Конечно, вот посижу здесь еще чуток, пусть они хоть немного утихомирятся, и за новый замысел возьмусь.

— А Марию будешь клонировать?

— Де нет, думаю, хватит уже. Мне достаточно того что она где-то есть.

— Вот и славно! — радостно воскликнул мой учитель, поднимаясь и ударяя себя по коленям. — Ну, ты заходи ко мне как-нибудь. Твой прежний дом так изменился, ты его, вероятно, и не узнаешь.

— А я разве могу? — поразился я.

— Теперь да, — проговорил он, улыбаясь и подставляя лицо солнцу. — Ты же нашел способ беспрепятственно переходить в Аметрин.

Я действительно уже давно преодолел эту мнимую преграду и путешествовал по своим мирам с легкостью, и все же был немного удивлен, тому, что Олег Владимирович и об этом знал. Я даже хотел было спросить, откуда ему это известно, но встретив, его лукавый, с прищуром взгляд, понял, наконец, кем он был с моем отчем доме и почему с легкостью мог отслеживать любые мои и передвижения.

Прочитав с моего лица все мысли роящиеся сейчас в голове, учитель кивнул мне и продолжил:

— Теперь ты даже можешь посетить миры, которые создает Мари. Для тебя больше нет ни условностей, ни преград.

— А раньше были?

— Преграды — нет, условности, что создавали их миражи — да.

— А Мари может посещать мои миры?

— Конечно, она ведь навещает тебя, разве нет? — загадочно проговорил Олег Владимирович.

— Это как же?! — воскликнул я вскакивая.

— Помнишь ночь, когда Амне приснились три новых мелодии, те, что так поразили тебя?

— Это была ее музыка?!

— Да, она нашептала ее твоей Айсу. А потом она приходила к дочерям Милы, и к одному мальчишке, над которым ты лично взял опекунство, потому как считал его гением, и еще…

Я схватился за голову, понимая теперь, что мой наставник абсолютно прав, что это была именно Мари, ведь в те моменты я ощущал ее присутствие, но не мог в это поверить и списывал на разыгравшуюся фантазию. Как же я был близок к ней, как близок! А главное, как она была близка!

Видя мое смятение, Олег Владимирович расхохотался.

— Не боись, друг, вы еще встретитесь и не раз.

— Но как я проникну в ее миры, ведь их организация сложнее моего понимания, в них даже плотности нет?

— Ты почти готов к этому, я вижу. Еще чуток тут посидишь и придумаешь, уверен в этом.

Он снова рассмеялся, и я понял, что так и будет, ведь все самые значимые преодоления и великие творения, что я создавал, случались благодаря Мари, либо во имя нее.