Порой его действия выводили из строя целые механизмы, долго возводимые мною, но и тогда мой гнев на него не длился долго. Я надеялся, что с возрастом он приобретет достаточно мудрости и мягкости. И мои надежды оправдались, но причиной тому стали не годы, причиной стала Мила, успевшая подрасти и зарумяниться за время его отсутствия.

Церемонию, во время которой Адам должен был торжественно передать свою первую дочь, в руки выбранного мужчины назначили на день предшествующий отбытию каравана. Увлеченный сборами и увещеванием людей Владимир так и не узнал, что его подругу детства уже сосватали, и собираются сделать женщиной.

Он приходил в дом, где провел свое детство, играясь с братьями Милы, и, конечно, видел, какой прелестницей стала его подруга, но как мне показалось, она не тронула его сердца. Тогда я еще не знал, насколько мой сын может быть скрытен. Поняв, что семья, приручившая его когда-то, остается на прежнем месте, он решил не вступать с ними в споры до отбытия, за Милу же он сам принял решение, еще тогда.

Когда все приготовления были сделаны, нам с Владимиром пришло приглашение от Адама. Он хотел, чтобы я засвидетельствовал союз его дочери и Изора — ее будущего супруга.

— Собирайся, — сказал я сыну, — нас ждут на церемонии.

— Какой церемонии, — лениво отозвался Владимир, нежась в постели залитой солнечным светом.

— Твоя подруга детства сегодня станет женщиной. Разве она не говорила, что отец подобрал для нее мужа?

— Нет, — протянул мой сын, медленно поднимаясь с лежанки и устремляя тяжелый взгляд куда-то вдаль.

Меня насторожила его хмурость, и я тогда совершенно напрасно не придал этому особого значения.

Мы пришли на церемониальную поляну, когда большая часть деревенских жителей была уже в сборе. Изор ждал свою обещанную у священного камня. Еще несколько лет назад здесь состоялась первая такая церемония, и жители тогда вырезали на нем слова благословения. Жених нервно теребил завязки кушака и беспрестанно поправлял бороду, озираясь на аллею, по которой должны были вести к нему Милу.

Я и Владимир встали в гуще толпы и тоже принялись ждать появления новобрачной. Я невольно разглядывал того, кого Адам избрал для своей дочери и вспоминал, как создал этого юношу тринадцать лет назад, как он выбрал в жены прелестную белокурую девушку, как был счастлив и весел с нею, пока она не скончалась при родах. Изор так больше и не брал себе жены, словно ждал когда подрастет первая дочь Варгаара. Но за годы одиночества он утратил свой когда-то веселый и легкий нрав. Сейчас передо мной стоял высокий, не молодой уже мужчина, ставший деревенским пахарем. Он обрабатывал земли для большинства семейств и имел сходство с волом — набычившийся и угрюмый, он никак не подходил по моему личному представлению, легкой, воздушной и улыбчивой Миле.

Но не я был отцом этого ангела воплоти. Творя первые семьи, населяющие теперь оазис, я пожелал дать людям больше свободы, я не хотел вмешиваться в семейные дела, и вот теперь вынужден был наблюдать, как они этой свободой распоряжаются. Выходило, что досталась она не всем, лишь сильнейшим, а они не всегда считались с теми, кто слабее их.

Наконец на аллее, выходящей из лесу, показалась невеста. Несмело ступающая, в ореоле белоснежных кувшинок, мертвенно бледная Мила двигалась настолько медленно, насколько это было возможно. Казалось, она и не шла даже, а плыла навстречу к неумолимо подкатывающей судьбе. Церемониальные ленты, что она несла впереди себя на вытянутых руках, колыхались, но то была не игра ветра, а нервная дрожь девушки.

Увлеченный загробным образом невесты, я совсем потерял из виду своего сына. Когда же я повернулся в ту сторону, где он только что стоял, чтобы посмотреть на его реакцию, то обнаружил лишь оброненный им каменный нож. Я поискал его глазами в обступающей молодых толпе, но безуспешно.

Внезапное предчувствие беды обожгло мое сердце, но исправить я уже ничего не мог, ко мне шел раскрасневшийся Адам.

— Благослови молодых, Виктор, — обратился он ко мне, увлекая за собой в сторону алтаря.

Я зашел за камень и встал между родителями, что расположились по обе стороны от ожидающего свою нареченную Изора.

Мила каким-то чудесным образом продолжала замедлять и без того неторопливый шаг. Теперь я мог видеть, что трясутся у нее не только руки, все ее тонкое тело трепыхается, словно осина на ветру, а глаза горят желтым огнем. Я хорошо знал эти родные и горячо любимые всполохи в аметриновом взгляде, так же горели огнем и глаза Мари, когда она пыталась разобраться в правильности своих решений.

Мне вдруг нестерпимо захотелось устранить эту несправедливость, но мною овладела удушливая, сковывающая немота. Я тупо смотрел, как неумолимо сокращается расстояние от Милы до Изора и ничего не предпринимал.

Наконец Мила подошла достаточно близко, и отец притянул медлящую дочь к импровизированному алтарю, развернул лицом к будущему мужу и забрал у нее церемониальные ленты, передав мне, чтобы я обвязал ими руки молодых, в знак их соединения.

— Я, Адам, — начал он грудным басом, — отдаю тебе, Изор, свою дочь Милу. Отныне ты — ее защита и опора. Примет ли ее твоя семья как свою?

— Примет, — ответил сын Изора стоящий за его спиной.

— Виктор, — обратился тогда Адам ко мне, — как основателя нашего рода, я прошу тебя благословить союз молодых.

Ощущение неправильности момента, его неискренности и бессмысленности не покидало меня, и я сделал то немногое, что мог — адресовал всем присутствующим традиционное в моем прежнем мире обращением.

— Если есть причины, по которым союз не может быть заключен, их лучше назвать до того, как я благословлю молодых.

Не успел первый претендент на Милу сказать и слова, как зашуршала, заволновалась толпа. Люди стали расступаться, испуганно озираясь и шаря глазами в предвкушении беды. На аллею вышел Владимир. Сейчас у меня не было иных рычагов, кроме рук моего взбалмошного сына, и именно он вышел изъявить мою тайную волю.

— Эта женщина принадлежит мне, — проговорил он со спокойной уверенностью, смотря на Милу немигающим взглядом собственника.

Вокруг послышались нестройные выкрикивания, но я не обращал на них внимания, я смотрел на зардевшуюся Милу. Девушка плавилась под тяжелым, властным взглядом моего сына, но отвести от него глаз отчего-то не могла. Их немой, и такой откровенный диалог продолжался даже тогда, когда Адам обратился к Владимиру.

— Чем ты можешь доказать это! — прогремел отец Милы, сверля нарушителя церемонии недобрым взглядом.

— Я взял ее несколько недель назад, в тот день, когда вернулся после длительного отсутствия, и я намерен увезти ее с собой, — проговорил Владимир ровным голосом, но даже я почувствовал, сколько в этом обращении предупреждения, относительно попыток ему перечить.

— Ты не можешь сделать этого! Она уже обещана Изору, — со злобой проговорил Адам.

— Мне плевать, кому она обещана, — процедил Владимир, и я увидел, как его глаза наливаются кровью. — Она моя по праву первообладания!