— Сучий ублюдок… — процедила я ровным тоном. И тоже вышла.

Глава 97

Ради той единственной

На рассвете я снова ждала у планшира. С берега еще доносился едкий запах пепла, но дыма уже не было. Когда из утреннего тумана вынырнула крошечная лодка, я испытала радостный трепет дежавю, смешанный с надеждой, однако вскоре радость померкла — это был не Джейми. Какое-то время я пыталась себя убедить: это он, просто сюртук переменил… увы, с каждым гребком весел надежда таяла. В глазах защипало, и я зажмурилась. Ну что за глупости, в самом деле, — расстраиваться из-за такой ерунды! Джейми придет, он же обещал! Мало ли кто заявился в такую рань повидать губернатора — какое это имеет ко мне отношение?

Как выяснилось, самое прямое. Открыв глаза и вытерев их рукавом, я вздрогнула от удивления. Не может быть…

И все же это был именно он. Подняв голову на окрик вахтенного, Том Кристи заметил меня. На секунду наши глаза встретились, он кивнул и снова взялся за весла.

Губернатора вовсе не позабавила идея вставать на рассвете третий день подряд: он велел незваному гостю подождать и категорично хлопнул дверью каюты.

Однако я была вовсе не расположена ждать. Солдат, дежуривший у трапа, не пустил меня вниз; с бьющимся сердцем я развернулась и направилась на корму, куда поместили раннего визитера.

— Мистер Кристи!

— Миссис Фрэзер.

Том Кристи был смертельно бледен; на фоне лица борода с проседью казалась почти черной. Впрочем, бороду он все-таки подстриг, да и волосы тоже. Хоть он и выглядел как дерево, сожженное молнией, в глазах по-прежнему теплилась жизнь.

— Мой муж… — начала было я.

Кристи перебил меня:

— С ним все в порядке, он ждет вас на берегу. Вы скоро увидитесь.

Кипящий котел страха и ярости внутри слегка притих, словно кто-то приглушил пламя, хотя нетерпение и подбрасывало крышку.

— Так что происходит, черт возьми?!

Том долго молча смотрел на меня, затем облизнул губы и уставился на серую гладь воды. Постояв какое-то время, он глубоко вздохнул, будто собираясь с силами, и повернулся ко мне.

— Я пришел сознаться в убийстве дочери.

Я уставилась на него, потеряв дар речи; мозг отказывался воспринимать его слова. Мало-помалу я сложила их в предложение, прочла с внутренней «доски» и наконец осмыслила.

— Неправда!

В бороде шевельнулась легкая тень улыбки и тут же исчезла.

— А вы не меняетесь — что ни слово, то поперек.

— Не ваше дело, — грубо оборвала я. — Вы в своем уме? Или это Джейми затеял? Если так, то…

Кристи остановил меня, дотронувшись до руки; я вздрогнула от неожиданности.

— Это правда, — сказал он едва слышно. — Готов поклясться на Священном Писании.

Я застыла столбом, не сводя с него глаз. Том смело встретил мой взгляд, и я вдруг осознала, что все время нашего знакомства он вечно прятал глаза, отводил их в сторону, словно пытался меня не замечать, даже когда приходилось заговаривать. Теперь же робость исчезла и во взгляде появилось что-то новое, доселе невиданное. Страдания прорезали глубокие морщины, тяжелые веки набрякли, но сами глаза остались спокойными, как море вокруг нас. Тяжкое бремя, которое он пронес через кошмарное путешествие на юг, ощущение безмолвного ужаса, немой боли покинуло его, а взамен пришли решимость и что-то еще, горевшее глубоко внутри.

— Зачем? — спросила я наконец.

Том отпустил мою руку и сделал шаг назад.

— Помните, как-то раз, — судя по тону, это могло произойти десятки лет назад, — вы спросили меня, не считаю ли я вас ведьмой?

— Помню, — осторожно ответила я. — И вы сказали…

По спине пробежал холодок.

— Вы сказали: бывают на свете ведьмы, но я не из таких.

Том кивнул, не сводя с меня темно-серых глаз. Уж не собирается ли он изменить свое мнение?

— Бывают, да, я в них верю, — ответил он совершенно серьезно. — Потому что знал их. Сперва мать, за ней — девчонка.

Ледяные иголочки продолжали покалывать.

— Девчонка… — повторила я. — Ваша дочь? Мальва?

Том покачал головой, его глаза потемнели.

— Не моя.

— Как — не ваша? Но… глаза? У нее же ваши глаза! — невольно вырвалось у меня. И тут же захотелось прикусить язык.

Том лишь горько улыбнулся.

— И моего брата.

Он вновь устремил взгляд к берегу.

— Эдгар его звали. Когда началось восстание и я решил выступать за Стюартов, он возражал. Говорил — все ерунда, умолял не вмешиваться… — Том покачал головой, весь обратившись в прошлое. — Я подумал… А, неважно, что я подумал, но все-таки пошел. И попросил его позаботиться о моей жене и парнишке. — Том медленно выдохнул. — Вот он и позаботился…

— Понятно, — пробормотала я еле слышно.

Том резко обернулся, сверкая глазами.

— Он не виноват! Мона была ведьмой, колдуньей!.. Не верите? Это правда! Сколько раз я ее ловил! Однажды в полночь застал на крыше дома: стояла раздетая догола в центре пентакля, нарисованного кровью голубки; распущенные волосы развевались на ветру…

— Волосы… — Я пыталась уцепиться хоть за какую-то ниточку и вдруг поняла. — У нее были такие же волосы, как у меня, да?

Он кивнул, не глядя.

— Она была… тем, чем была. Я пытался спасти ее — молитвой, любовью… Не смог.

— Что с ней стало? — спросила я, стараясь не повышать голос. Вряд ли нас кто-то слышал — дул свежий ветер, и все же такие вещи не для чужих ушей.

Том снова сглотнул.

— Повесили, — ответил он почти безразличным тоном. — За убийство моего брата.

Видимо, это случилось, пока Том сидел в Ардсмуре: перед казнью она передала ему весточку о рождении Мальвы и о том, что вверяет детей заботам жены Эдгара.

— Наверное, решила позабавиться, — предположил он слегка отрешенным тоном. — У Моны было странное чувство юмора.

По спине побежали мурашки, и я инстинктивно обхватила себя руками.

— Но вы получили их обратно — Алана с Мальвой?

Том кивнул. Его перевели в другое место, и там ему повезло: один богатый и добрый человек выкупил Тома в кабалу и дал денег на вывоз детей в колонии. Затем разразилась эпидемия желтой лихорадки; хозяин умер, а за ним и жена, которую Том взял себе в тех краях. Помыкавшись в поисках возможностей, он прослышал о поселении Джейми Фрэзера в Северной Каролине: дескать, тот помогает осесть людям, которых знавал в Ардсмуре.

— Лучше б я себе горло перерезал, ей-богу! — воскликнул вдруг Том.

Похоже, он говорил совершенно искренне. Я не знала, что на это ответить; впрочем, ответа и не требовалось.

— Девчонка… Ей было лет пять,