— Надо как-то официально зафиксировать, что онаподбросила ребенка совершенно чужому, по сути, человеку. Ты же не заявлялофициально о правах отцовства, ты вообще ничего мог не знать. А она взяла иподкинула тебе ребенка. У нее наверняка есть какие-то цели, далеко идущиепланы…

— И что я стану делать с такой бумажкой, если, конечно,кто-то мне ее выдаст?

— Ничего не будешь делать. Но если вдруг она затееткакую-то провокацию, ты подсунешь ей эту бумажку под нос. И еще неизвестно,кому будет хуже. Я не знаю израильских законов, но вполне возможно, что этотфакт можно будет истолковать как издевательство над ребенком или еще как-то…

Он вдруг остановился посреди улицы:

— Буська, ты такая умная! Откуда?

— Ну, милый, знаешь сколько переговоров я переводила,где обсуждались всякие юридические тонкости? А сколько документов! У нас вфирме высококлассные юристы работают, но один знает английский, а второйнемецкий в пределах средней школы. Вот мне и пришлось в этом тоженаблатыкаться, как говорит один Ларискин поклонник.

Зачем я сказала про поклонника, мне и самой было неясно. Ноон не обратил на это никакого внимания.

— Да, Буська, ты, наверное, очень ценный работник.

— Думаю, да.

— Значит, советуешь позвонить Оскару?

— Да, и немедленно.

— Хорошо, сейчас позвоню. Но что с мальчонкой-тоделать?

— Ничего, как-нибудь обиходим. Вон Татьяна и Демин каким увлеклись. Думаю, не пропадет он у нас. Во время спектакля побудет скем-нибудь за кулисами.

— Ну во время спектакля ему, наверное, надо уже спать?

— Его мамаша должна была об этом подумать. Но если оннесколько дней будет ложиться спать попозже, ничего катастрофического неслучится.

— Но ведь после спектакля…

— А после спектакля с ним будет его папочка. Умелкататься…

— Буська, я совершенно не хотел кататься!

— Но все же катался, вот и вози саночки. А кстати, тыей сказал, что уезжаешь из Тель-Авива?

— Нет, не успел. Все произошло молниеносно… Я толькопонял, что она жутко противная…

— Ладно, это все фигня. Звони Оскару, и пошли назад.

— Надо пойти куда-то с ним поесть. Ты не пойдешь?

— Нет. Я пообедала.

— Постой, а где ты шлялась вообще? Вернулась с пустымируками… Ничего не купила. С Андрюхой, что ли?

— Не твое дело!

— Суду все ясно. Буська, ты, конечно, можешь делать всечто угодно, но не здесь. Если вас застукает Лариска…

— А если он ее застукает?

— Если он ее застукает, то в худшем случае напьется, ноон такой профессионал, что и на бровях выйдет и сыграет, а она может сорватьгастроли, устроить любую пакость. И потом, Буська, тебе нужен этот геморрой? Унего такой тяжелый характер. И от баб отбою нет. Не советую!

— А может, я хочу от него ребенка родить? Знаешь, какойкрасивый мальчик будет? Не хуже твоего Венчика!

Я замерла: что он мне на это скажет? Если Лариска поделиласьсвоим секретом со мной, то могла поделиться еще с половиной театральной Москвы.

— Ты с ума сошла! Второй ребенок без отца? Не вздумай,Буська!

— Да я пошутила. У нас и нет ничего, просто взаимнаясимпатия, не больше.

— Но вообще-то все уже говорят…

— Мало ли кто что говорит. И вообще, звони Оскару.

Когда мы вошли в холл, там сидел Андрей — в гостиницу мывернулись порознь, решили, что так лучше — и играл в ладушки с Венчиком.Барышевой уже не было видно. Укатали сивку крутые горки.

— Какой красивый мальчишка, — улыбнулсяАндрей. — И умный…

Венька уже переговорил с Оскаром и теперь опять визнеможении рухнул в кресло.

Бенчик вдруг что-то зашептал Андрею на ухо.

— Пошли, нет проблем, — сказал тот и повел его залифты, где помещался туалет. Вернулись они не так скоро, но Бенчик был умыт ипричесан.

— Вень, его бы надо покормить, — сказалАндрей. — Его напичкали шоколадом, но это не годится.

У Веньки сделались испуганные и несчастные глаза, но тут изресторана выглянула Тамара. Она, очевидно, была уже в курсе дела и предложиланакормить «мальчишечку».

— Пойдем, маленький мой, такой красавчик, простозагляденье, а стихи читает, умереть не встать. Веня, хотите, оставьте его мнена эти дни. Зачем его таскать?

У Веньки в глазах отразилось смятение и растерянность.

— Да нет, Тамарочка, — вмешалась я, —спасибо, пусть ребенок привыкнет к отцу. У такой матери, может, и лучше егозабрать.

— Ой, не говорите, Бронечка… Хотя я думаю, она сегодняже появится. Это она Венечку испытывает.

— Хорошо бы, — вздохнул Венька.

Но Соня не появилась, и мы уехали, забрав с собою Венчика.Когда он увидел Ларису, то буквально открыл рот.

— Какая ты красивая! — заявил он.

— Да уж, по сравнению с его мамашей… — пробормоталВенька. — Смотри, ему у нас нравится.

Разговор происходил в автобусе, когда мы ехали в сторонуМертвого моря.

— Еще бы ему не нравилось. Все с ним возятся, балуют,все восхищаются…

— Только зов крови как-то незаметен.

— Какой тебе зов крови? Он же чувствует, что ты егобоишься.

— Глупости, ничего я не боюсь. Я даже уже привыкнемножко. Он ночью крепко спал, не мешал мне.., и вообще, клевый парень…

— Ты уже говорил, весь в тебя.

— Знаешь, Буська, я даже думаю… Может, она мне егоотдаст?

— Фиг тебе!

— Но почему? Она же его бросила…

— Она понимала, что ты непременно привяжешься к такомуочаровательному малышу, а потом будешь мучиться…

Он вытаращил глаза:

— Ты полагаешь, это она задумала такую изощреннуюместь?

— Не исключено.

— Просто Макиавелли какой-то…

— При чем тут Макиавелли? Просто месть хитрой и злойбабы.

— Но за что месть? За что ей мне мстить, если я даже неподозревал о существовании этого ребенка?

— А за все. За то, что пренебрегал ею, за то, чтоснизошел и обрюхатил походя, за то, что с облегчением вздохнул, расставшись сней. Ну и главное, что не любил, а она наверняка любила…

— Черт… Поводов действительно немало… Буська, а что,все бабы такие мстительные?

— Нет, Венечка, не все. Я вот немстительная.