— А где письма? — спросил я.

— У меня.

— Я хотел бы их видеть.

Доктор посмотрел на жену. Она кивнула.

— Я приду через несколько минут. Извините, — сказал он,вставая. Я услышал, как он медленно поднимается по лестнице, и повернулся кмиссис Альфмонт.

Она внимательно смотрела на меня:

— Что вы собираетесь делать?

— Не знаю, — ответил я. — Мы сделаем все, что сможем.

— Этого может оказаться недостаточно.

— Может, — согласился я.

— А это поможет, — спокойно спросила она, — если я выйду изигры? Если я исчезну?

Я немного подумал и сказал:

— Нет, это не поможет.

— Сидеть спокойно и не падать духом? — спросила она.

— Да. Это самое лучшее, что можно вам предложить.

— Меня это не может коснуться, но это ужасно плохо дляЧарльза.

— Я это знаю.

— Конечно, — сказала она. — Если станут известны факты, япредставляю, как возмутятся наши респектабельные клиенты…

— Забудьте об этом, — перебил я. — Это уже не вопрос общественногомнения, не вопрос скандала, не вопрос внебрачных отношений. Ему грозитобвинение в убийстве.

— Понимаю, — сдержанно сказала она.

— Я думаю, что Эвелин Харрис послал в Оуквью человек поимени Джон Харбет.

В ее глазах ничего нельзя было прочесть.

— Вы имеете в виду сержанта Харбета из нашей полиции?

— Да.

— А почему вы так думаете?

— Он был в Оуквью. Избил меня и вышвырнул из города.

— Почему?

— Это я и хочу понять. Если я узнаю, почему он сделал то,что он сделал, у нас в руках окажется мощное оружие.

Она задумчиво нахмурилась:

— Чарльз очень тяжело переносит это. Он на грани безумия.Прячется за маской профессионального спокойствия, но я все больше боюсь того,что может случиться.

— Не беспокойтесь, — сказал я. — Предоставьте это мне.

На лестнице снова послышались шаги, и в комнату вошел докторАльфмонт с двумя письмами. Первое, датированное 1921 годом, было написано набланке гостиницы «Бикмор» в Сан-Франциско. Второе было написано две неделиназад и отправлено из Лос-Анджелеса. Видно было, что оба написаны однимпочерком.

— Доктор, вы пытались разыскать ее в гостинице «Бикмор»? —спросил я.

— Да. Я написал ей письмо, но оно вернулось с припиской, чтоданное лицо в гостинице не регистрировалось.

— А какая у нее девичья фамилия? — спросил я, продолжаяизучать письмо.

— Селлар. Амелия Роза Селлар.

— Ее родители живы?

— Нет, у нее нет родственников. Она воспитывалась у тети вкаком-то из западных штатов, но тетя умерла, когда ей было семнадцать лет. Стех пор Амелия была предоставлена самой себе.

— Я думаю, вы не слишком старались найти ее, когда получилиэто первое письмо.

— Я не нанимал детективов, если вы это имеете в виду, —ответил доктор. — Просто написал в гостиницу. А когда письмо вернулось, япосчитал, что она использовала бланк гостиницы для отвода глаз.

— В то время она не пыталась скрыться, — объяснил я. — У неебыли на руках все козыри, и она это знала. Тогда она не старалась завладетьсобственностью. Просто не хотела допустить, чтобы Вивиан Картер стала миссисАльфмонт.

— Почему тогда она не дала мне знать, где я смогу ее найти?Я немного подумал.

— Потому что она тогда занималась чем-то таким, о чем вам неследовало знать. Чем-то, что сразу дало бы вам преимущество, если бы вы об этомузнали. С этого мы и начнем наше расследование.

— По-моему, он прав, Чарльз. — В голосе миссис Альфмонтпоявилась нотка надежды.

— От нее всего можно ожидать, — сказал Альфмонт. — Она сталаэгоистичной истеричкой. Ей постоянно требовались комплименты. Она нечувствовала себя счастливой, пока какой-нибудь мужчина не начинал уделять ейвнимание. Ей хотелось все время быть на виду. Она избегала всего повседневного,обыденного…

— Я знаю этот тип, — сказал я. — Можете не называть этомедицинскими терминами.

— Она эгоистичная, лживая, вероломная и неуравновешенная, —сказал доктор. — Эта женщина ни перед чем не остановится.

Я встал.

— Я заберу эти письма. Когда от вас ночной поезд наСан-Франциско?

— Сегодня уже не будет, — ответил Альфмонт.

— А автобус?

— По-моему, скоро отправляется проходящий.

— Доктор не рекомендовал мне водить машину ночью, — сказаля. — Так я возьму письма?

— Только, пожалуйста, не потеряйте. Я кивнул.

Миссис Альфмонт подошла ко мне и пожала руку.

— Вы принесли тревожные новости. И все же я не теряюнадежды. Мне хочется защитить Чарльза. Я считаю, что нам не в чем себяупрекнуть. Настоящая глубокая любовь значит намного больше, чем свадебнаяцеремония. Я всегда чувствовала себя женой Чарльза. Если скандал все-такипроизойдет, то у него останусь я, а у меня — он. А что касается убийства — этимпридется заняться вам, мистер Лэм.

К концу субботнего дня я раскопал сведения, которые хотелполучить в Сан-Франциско. Женщина, которую я разыскивал, работала когда-тометрдотелем одного из ночных клубов на побережье. Она жила в гостинице «Бикмор»под своей девичьей фамилией — Амелия Селлар. Воскресной ночью я отыскал некоегоРенигана по кличке Пусть-играют, который был владельцем заведения, а кличку получилпотому, что разрешал своим клиентам играть в азартные игры.

Рениган был добродушным человеком, который с годами набралуйму лишних килограммов. У него были длинные седые волосы, и больше всего насвете он любил покурить сигару и поболтать о добрых старых временах.

Рениган сидел за угловым столиком перед бокалом шампанского,которое Берте Кул предстояло оплатить как накладные расходы.

— Ты еще молодой парень, — говорил он. — Ты не застал этого.Говорю тебе — Сан-Франциско в те времена был величайшим городом мира! Ни одингород Европы не мог с ним сравниться. Даже Париж!

И не потому, что он был открыт для всех. Главная причина —это терпимость. В этом истинный дух Сан-Франциско. Люди не совались в вашидела, потому что у каждого на уме был свой бизнес. Такова была психология всегогорода и каждого человека, живущего здесь. В гавани всегда стояло множествокораблей. Здесь велась большая торговля с Востоком. Ни у кого не было временибеспокоиться из-за ерунды — все думали тогда о больших делах.