«Поброжу немного, и все пройдет. Когда я как следует промокну и замерзну, то стану думать о горячем чае, а не о ней. И правильно, потому что она не для меня. Леди из общества, обручена с другим. Такой ветер не назовешь попутным».

Колин шел, мало-помалу ускоряя шаг в надежде измотать себя ходьбой настолько, чтобы справиться с безумием.

Рубашка давно промокла, волосы сосульками прилипли к голове, по лицу текло. На сей раз он и не думал щадить больную ногу, наступая на нее с той же силой, что и на здоровую. Это порождало боль, но боль была благословением, потому что не шла ни в какое сравнение с болью душевной. Он проклинал день, час, минуту, когда отвел взгляд от своего мохнатого пациента, огляделся и увидел Ариадну верхом на ее проклятом жеребце. Без сомнения, то был заговор судьбы. Судьба безжалостно столкнула их на срок, достаточный для того, чтобы свести с ума, и готовилась хладнокровно разлучить в конце пути.

Сознание неотвратимости потери было мучительным.

Если бы совсем недавно кто-нибудь сказал Колину, что он будет так страдать, он расхохотался бы тому в лицо. Он никогда не верил во внезапную и роковую страсть.

В памяти всплыло имя Максвелл. Он сжал кулаки, с наслаждением представляя себе, как разрывает безликого соперника на части.

Болезненно-белый рассвет приближался. Дождь начал стихать, но Колин не замечал ничего, в том числе боль в ноге, занятый безрадостными размышлениями. Вот уже четверть часа он брел по мокрому лесу в сопровождении Штурвала. Песик обследовал каждый куст и наконец вспугнул зайца. Со счастливым тявканьем он погнался за ним, упустил и вернулся к Колину. Тот даже не взглянул на него. Он не слышал ни неуверенной трели первой проснувшейся птицы, ни свежего запаха ночной фиалки. Все это было в прекрасном подлунном мире, в то время как сам он пребывал в своем личном аду. Он не хотел вспоминать, но ничего не мог с этим поделать.

Довольным и счастливым уплыл он по волнам сна в ту ночь благодаря не слишком умелой, но своевременной помощи Ариадны, наслаждаясь ее прикосновениями, — только чтобы отблагодарить ее низменным плотским влечением!

Но сама она! Неужели не понимает, что с ним делает?

Или ей все равно?

Безразличный к окружающему, Колин вышел на окутанный туманом луг, куда хозяин уже выгнал пастись коров, и начал пересекать его под блеклым рассветным небом.

Одна из коров медленно последовала за ним, отделенная только изгородью. Остальные, как то свойственно этим животным, присоединились к товарке, помахивая хвостами и лишь время от времени склоняя голову, чтобы сощипнуть пучок травы.

Как и все остальное, это ускользнуло от внимания Колина. Он пытался осмыслить свое будущее, представить себе, как станет жить дальше, когда неожиданное приключение закончится и настанет пора возвращаться в Лондон, к своей практике. В этом городе живет множество женщин, думал он; неужели так трудно встретить такую, которая сумеет вызвать страсть сродни той, что вспыхнула в нем к Ариадне? В конце концов, если он способен на такие сильные чувства, значит, только затворничество и слишком напряженная работа мешали устроить свою личную жизнь. Он сам виноват, что пытался заменить одну карьеру другой, что все поставил на эту карту, так что не оставалось сил и времени на остальное. Пять лет он свято верил, что должен, обязан посвятить всего себя без остатка спасению животных, каждое из которых было кому-то дорого. Он как будто пытался тем самым компенсировать урон, который нанес своей репутации. Он был всегда не слишком боек с женским полом и воспользовался этим как отговоркой, чтобы вообще забыть о женщинах. Он наивно думал, что так будет всегда.

Но судьба решила иначе. В один прекрасный день он встретил леди Ариадну Сент-Обин, чье юное очарование, живой характер и любовь к флирту разбудили его от долгой спячки. Он понял, что страшно, непростительно обделил себя…

«Забудь о ней, — сказал себе Колин с тем же стоическим благоразумием, которое одно только и спасло его от полного отчаяния после военного трибунала. — Если ты не можешь иметь эту девушку, значит, нечего и страдать из-за нее. Ты только изведешься понапрасну. Это тем более нелепо, что женщин вокруг хватает. Лучше скажи Ариадне спасибо за то, что она приоткрыла для тебя дверь в окружающий мир и позволила взглянуть на все то, от чего добровольно отказался. Теперь ты знаешь, что даже самый выдающийся ветеринар не может жить только работой, что ему нужно любить и быть любимым не меньше, чем любому человеку».

Но в таком случае нельзя и дальше скрывать свое прошлое. Ведь он сумел принять его и сжиться с ним, так почему было не рассказать о нем той же Ариадне? Хотя бы для того, чтобы посмотреть на ее реакцию. Ведь в конечном счете такова будет реакция любой другой женщины.

Колину вдруг захотелось поделиться с Ариадной, излить свою боль, заставить ее понять, что он испытал, когда карьера и жизнь его рухнули. Он хотел рассказать, что когда-то был одного с ней круга, что и по сей день равен ей по происхождению, что в прошлом был героем и был ее достоин.

Но он знал, что это невозможно. Если старшие по званию вынесли ему приговор, а друзья от него отвернулись, чего ради было ждать понимания от Ариадны? Колин живо представил себе, как меркнет улыбка на ее губах, как она бессознательно откашливается, не в силах оставаться рядом с человеком, чья честь запятнана раз и навсегда. Она была слишком молода для мудрости жизни. Она жила условностями. Ей еще предстояло многое повидать, и могло случиться, что наука жизни вовсе не придет к ней, что она так и проживет жизнь в плену иллюзий своего круга. Это ведь не просто: понять, что личность мужает в испытаниях. Он, Колин Лорд, вопреки бесчестью не позволил себе опуститься, нашел в себе силы жить дальше…

Туман клубился по полю, то разреживаясь, то уплотняясь, влага липла к лицу, и сильно пахло клевером. Стая гусей пролетела низко над землей, издавая гортанные крики.

Давно пора было возвращаться, но Колин лишь замедлил шаг. Перед его мысленным взором возникла Орла — мягкий овал лица, темные кудри, карие, не по годам мудрые глаза. Но сами черты ускользали, отказываясь складываться в ясный образ. Куда отчетливее представилась Колину красавица шхуна, где весь экипаж, включая капитана, был женским. Этим капитаном была его кузина Мэв, отчаянная авантюристка, которую ветер странствий однажды занес в объятия известного волокиты адмирала Грея. Под ее началом ушла в плавание и Орла. Все это были образы из прошлого, приносившие боль. Особенно мучительно было вспоминать один день в Карибском море… шторм, изменивший всю его жизнь.

Орла была теперь далеко, за океаном. Путь к ней закрыт, но Колин и не мечтал снова оказаться рядом с ней.

То, прежнее, чувство было все равно что язычок пламени в сравнении с пожаром, в котором он сгорал теперь.

Нужно бежать, думал он угрюмо, бежать как можно скорее, пока не случилось ничего непоправимого.

«У вас красивые глаза, доктор».

Надо спасаться бегством! И немедленно!

«У вас обаятельная улыбка, доктор».