должность делает возможным располагать не только своим умом, а умами многих – как раз то, чего я сейчас больше всего желаю» (курсив мой – М.Л.).

Письмо действительно интересно тем, что оно в максимально сжатой форме излагает замыслы, каким Бэкон жаждал посвятить жизнь. И одна из задумок – работать не в одиночку, об этом он говорит и в других письмах и произведениях. Это связано с его второй главной мечтой (первая – «великое восстановление наук») – создать новый университет, где учили бы не схоластике, а постижению законов природы. Бэкону не удалось получить в правление Елизаветы государственной должности, и он понял, что только собственными усилиями можно объединить умы для совместной работы. А в правление Иакова он усвоил еще один урок – даже самая высокая должность при абсолютном монархе не поспособствует воплощению в жизнь замыслов, направленных на благоденствие человечества. Как же надо плохо относиться к Бэкону, чтобы такое важное его замечание о необходимости объединения умов понять и перевести как стремление к должности, которая «позволит распоряжаться с большим умом, чем это может сделать человеческий ум сам по себе». Бэкон никогда не уповал на такую «помощь» должности. Эта переводческая ошибка объяснима, наверное, тремя причинами: неточным пониманием английских слов широкого значения, недостаточным знанием всего, в том числе эпистолярного наследия, Бэкона и предвзятым, неприязненным отношением к личности философа, отчего множественное «wits» и превратилось в «единственный ум». Не перестаю удивляться человеческому злопыханию. Даже переводя, видят английский текст очерняющими глазами. Как же не придет в голову, что человек такой учености, мыслительной мощи не может – ему не до того – участвовать во всеобщей коррупции, подлости, предательстве. Он на сто голов выше окружающих, и он не скрывает этого. В упомянутом письме Исааку Касобону 1609 года он писал: «Думаю, что с древними я беседую гораздо больше, чем с теми, с кем живу» [93]. Этого ему простить не могли. Как говорил Максимилиан Волошин, карлик не может удлинить себе ноги и рубит великану голову. Вообщето карлики выше своего носа не видят. Это за гранью их видения. Ко всем причинам падения Бэкона надо прибавить еще и зависть.

Мы уже начали защищать Бэкона устами его учеников и последователей. Но самой лучшей защитой будет, мне кажется, перевод отрывков из комментариев к письмам королю Иакову современного крупнейшего английского исследователя жизни и трудов Бэкона, членкорреспондента Британской академии наук Брайена Викерса: «Общественное служение Бэкона, блокированное Елизаветой в наказание за то, что он помешал принять в парламенте ее закон о новом налогообложении, при Иакове пошло в гору.

В 1607 году – генерал-солиситор, в 1616 введен в Тайный совет, в 1617 – генерал-атторни.

Лорд-хранитель королевской печати в 1617, лорд-канцлер в 1618. В том же году ему пожалован титул барона Веруламского, и он возвысился до членов Палаты лордов, а 27 января 1621 года ему дарован еще один титул. Отныне он зовется “барон Веруламский, виконт СентАлбан”. Благодаря за эту восьмую милость, он писал королю: “Это восьмое повышение, или достижение, – музыкальный диапазон, хорошая цифра и аккорд завершения” [94]. За пять дней перед тем ему исполнилось шестьдесят лет. Его первый значительный труд “Великое восстановление” (“Instauratio Magna”), включая “Новый Органон”, выходит роскошным изданием в октябре 1620 года, в нем объявлено планируемое сочинение “Historia Naturalis et Experementalis”. С этой абсолютной вершины своей карьеры, через три месяца после пожалования титула виконта, он был низвергнут – “завершение” оказалось совсем иного свойства. В марте 1621 года он был обвинен в коррупции, признан виновным. Его заключили, ненадолго, в Тауэр, наложили штраф в 40000 фунтов стерлингов (потом, правда, отменили) и запретили приближаться ко двору ближе, чем на двенадцать миль. Очень немногие государственные деятели Англии терпели такое мгновенное и полное фиаско.

Падение Бэкона, более чем любое другое событие его жизни, вызывает недопонимание, возмущение, порожденное недостаточной осведомленностью, и злобное истолкование.

Оно вырвано из исторического контекста и оценивается по критериям с привкусом анахронизма. Этим критериям удовлетворяют современные идеалы справедливости и желанной чистоты слуг народа от любого вида коррупции. Падение Бэкона всегда толковалось как чисто правовой казус, затрагивающий только действия Канцлерского суда, возглавляемого Бэконом; на самом же деле низвержение было звеном более широкого политического разлада, включавшего и управленческие, и личные конфликты, длившиеся многие годы. Осуждение Бэкона было кульминацией нескольких сражений, именно в него и его ведомство были пущены стрелы, изначально нацеленные на тех, кого нельзя было атаковать в открытую.

Начать хотя бы с его четырехлетней деятельности на посту судьи в Канцлерском суде, начавшейся 7 мая 1617 года. Недавнее углубленное исследование историка английской юриспруденции Дэниела Р. Кокиллета [95] подтвердило заключение других авторитетных ученых, что Бэкон исполнял свои обязанности с исключительным старанием и совестливостью… Написанное им “Уложение” (1618) имело такой успех, что Суд работал по его правилам более двух столетий. ‹…› Его декреты показывают, что он очень серьезно относился к обязанности канцлера защищать тех, кто легко становится жертвами притеснений, включая стариков, инвалидов и детей. Он защищал вдов и женщин, страдающих от дурного обращения отцов и мужей. Один такой случай пошатнул, было, его политическую карьеру и положение при дворе.

В 1616 году, занимая пост Генерального атторни, Бэкон поддержал требование короля сохранить королевскую прерогативу назначать церковных служителей, что давало Короне слишком большие права в управлении церковью. Противником этой королевской привилегии был вечный соперник и враг Бэкона Эдвард Коук, бывший в ту пору Верховным судьей королевства. Он, твердокаменный законник, хотел уничтожить эту привилегию. Но Иаков, применив королевскую власть, вынудил Коука прекратить борьбу и уволил с поста Верховного судьи. Исполнителем королевской воли подолгу службы был Бэкон. В тот же год Коук, чтобы расположить к себе Джорджа Вильерса, королевского фаворита и теперь уже маркиза Букингемского, предложил в жены его брату Джону свою дочь, обещав огромное приданое и ежегодный доход. Жена Коука леди Хэттен – когда-то, давным-давно, граф Эссекс сватал ее Бэкону, но она предпочла Коука – воспротивилась этому браку и бежала с дочерью из дому, Коук бросился в погоню и силой отбил у жены дочь. Леди Хэттен поехала с жалобой к Бэкону. И Бэкон, возглавлявший в отсутствие короля и Букингема Государственный совет, приказал Коуку вернуть дочь. Узнав об этом, Иаков пришел в ярость, отменил распоряжение Совета, дал нагоняй Бэкону и сам выдал дочь Коука за сэра Джона Вильерса. Только через год Бэкон сумел вернуть расположение рассерженного короля. Тем временем Коук очень укрепил свои позиции в Парламенте, чем