Что это на тебе надето? Позор ты нашей семьи».

Люсинда мотнула головой, прогоняя кошмарные воспоминания: во рту появился желчно-горький привкус только от мысли, что вскоре ей придется из одной тюрьмы попасть в другую. Она невольно бросила взгляд в окно – на припаркованный во дворе байк. А может, разогнаться и отправиться в последний полет – к свободе, в небо?..

– Понятно. Хоть ничего и не понятно. Вот что… У меня есть знакомые. Я ведь тоже вроде как… художник, – дядя Паша вдруг издал смущенный смешок. – Самородного таланта у меня нет, я скорее ремесленник. А вот заводить знакомства – это да, в этом я преуспел. Я могу порекомендовать тебя одному человеку. Берет он недешево, но его ученики гарантированно поступают в художественную академию. Самым успешным протеже он устраивает достойные выставки.

– Нет, – тихо возразила Люсинда.

– Почему? – удивился дядя Паша, явно ожидая от нее другой реакции – радости, восторга, благодарности.

– Не стоит. Не будет от всего этого толку.

Видимо, обреченность в ее голосе прозвучала так явно, что дядя Паша подвинул стул и присел напротив Люсинды.

– Так. Ладно. Не настаиваю.

– Я просто перекантуюсь у вас еще ночь и уеду.

Она потерла зазудевший глаз. Не хватало еще расклеиться. «Соберись, немедленно соберись!» – приказала она себе, как уже привыкла.

– От кого-то скрываешься? – прямо спросил мужчина. И Люсинда не стала врать:

– Да.

– Хм, – выдавил дядя Паша и почесал переносицу. Видимо, принимал непростое решение: оставить ли в доме незнакомую девицу с темной историей или попросить ту с вещами на выход.

– Я не от полиции скрываюсь. Я ничего не натворила, честно! – горячо воскликнула Люсинда.

– Да я не об этом думал, – досадливо махнул рукой дядя Паша и поднялся. В дверях он замешкался, будто в чем-то сомневаясь. Но вскоре вернулся.

– Вот, – выложил он на кровать распечатанную пачку бумаги и карандаши. – Рисуй. И оставайся столько, сколько нужно. Тут ты в безопасности.

Не дожидаясь благодарности, мужчина ушел.

Люсинда задержалась еще на два дня. Это время было едва ли не самым счастливым в ее жизни. Она помогала дяде Паше по хозяйству, рисовала, гуляла с Пепперони по лугам. Но счастье омрачало ожидание: заглянет ли Слава к дяде или нет?

Не заглянул. От огорчения Люсинда словно погасла: рисовать больше не хотелось, все чаще одолевали мысли о том, что ее ждет после возвращения. К концу третьего дня она окончательно смирилась со своей участью. Что ж, и так получила небольшую передышку. Пора возвращаться.

Люсинда приласкала на прощание Пепперони, обняла дядю Пашу. Знакомо рыкнул мотоцикл, но в этот раз его рокот не принес радостного предвкушения. Люсинда будто не только покидала ставший ей за эти дни родным дом, но и оставляла тут часть себя – живую. Вместо нее уезжала опустошенная, омертвевшая Люсинда.

Она выехала на шоссе, ведущее в столицу, но внезапно передумала и развернулась через сплошную двойную. Только один взгляд… Чтобы запомнить.

Слава вышел из мастерской на шум ее мотоцикла, вытирая о масляную тряпку руки. Видимо, ожидал клиента, а может, ее, потому что вдруг широко улыбнулся и, отшвырнув ветошь, шагнул к Люсинде навстречу. Не помня себя от счастья, она спешилась прямо в его объятия.

– Почему ты больше не приехал? – вырвалось у нее на выдохе. Он не ответил, только лукаво улыбнулся и коснулся ее губ своими.

Люсинда не знала, сколько пронеслось дней и ночей, которые они провели вместе со Славой в его небольшой квартире. Никогда еще она не чувствовала себя такой любимой, желанной. Никто так о ней не заботился, как он.

Она не смотрела на календарь, не читала новостные ресурсы и, конечно, пропустила, как в прессу просочились робкие слухи, которые громыхнули грандиозным скандалом: брошенный жених, сорванная свадьба. Какой удар по репутации!

Но Люсинда никогда не пеклась о репутации – ни своей, ни того человека, который решил продать ее в неволю…

Настоящее

Она очнулась только тогда, когда объявили нужную остановку. Люсинда поспешно вскочила и задвигалась в потоке других пассажиров вначале к выходу, а потом – к туннелю перехода. Спускаясь на другую платформу, она вспомнила, что так и не открыла коробку, которую ей отдал дядя Паша. Видимо, испугалась, что вместе с содержимым выпустит на волю спекшуюся в душе боль.

Идя по больничным коридорам, она подумала, что задание Макса снова толкнуло ее в прошлое, с котором она рисковала сейчас столкнуться нос к носу. Это дело свалилось на них будто теперь по ее душу. В совпадения Люсинда верила мало, но если ее интуиция права, то придется рассказывать свои секреты не только напарнику, но и коллегам.

Но когда Люсинда увидела, как обрадовалась ей Марина, все тревоги ушли на задний план. Девушка раскрыла для объятия руки, и Люсинда шагнула навстречу. Но, обняв Марину, едва сдержала порыв отшатнуться, потому что от девушки будто дохнуло чем-то неприятным, удушливым, что несло горе: кровью, несвежим мясом, сыростью кладбищенской земли. Нет, от самой Марины пахло даже очень приятно – травяным шампунем, свежестью. А та не осязаемая обычным носом вонь исходила не от тела девушки, а от чего-то темного, что, как и сказала Лида, маячило за спиной Марины.

– Люси, все в порядке?

Она хотела соврать, но Марина опередила:

– Только не обманывай! Я не экстрасенс, но немного тебя изучила.

Гостья подавила вздох и оглянулась в поисках стула. Что ж, может, так даже лучше – не притворяться, а поговорить с Мариной начистоту. Макс, конечно, боится, что откровенный разговор встревожит не окрепшую еще девушку, но разве они не приняли решение быть честными друг с другом?

Честными… Невольно она подумала о собственных секретах.

– Ты что-то почувствовала? – продолжила расспросы Марина.

– Кое-что. Только не пугайся.

– После таких слов обычно и пугаются, – усмехнулся девушка и знакомым жестом завела за ухо волнистую прядь. – Не пугайся, не волнуйся…

– Ага.

– Говори уже.

– Ладно, если честно, то сегодня я приехала по просьбе Макса. Лида увидела, что к тебе что-то прицепилось. Я тоже это сейчас почувствовала. Но ты знаешь, что с такими вещами мы справляемся.

Люсинда постаралась смягчить свои слова улыбкой. Но Марина не выглядела напуганной, только излишне серьезной. Что ж, видимо, проработав два года бок о бок с необычными коллегами, она уже ко всякому привыкла.

– Так бывает, особенно в подобных местах. В больницах сплошь и рядом боль и смерть.

– Это не из больницы, – быстро ответила Марина. – Оно будто пришло извне и специально ко мне. Я это как-то притянула.

– М-м?

Марина нервно облизала губы.

– Оно… Вернее, она сама сказала,