– Да, Ваше Величество, случилось. Честно говоря… Я нашла шпиона. Пришлось купить еще куриц.

Это означало, что даме Но удалось схватить человека, который ранее выкрал удостоверение Тэыль. Появление шпиона во дворце никак не впечатлило Гона, но упоминание о курицах заставило его насторожиться.

– Они пытались отравить вас?

Дама Но кивнула и протянула Гону фотографию.

– Шпионила придворная дама Пак Сукчин. Слышала от Пак Дэвона, что она посещала книжный магазин предателей, а когда вышла оттуда, то попыталась сжечь это фото.

На самом деле это была не Пак Сукчин. Настоящая Пак Сукчин жила под именем Мин Сонён в Пхёнандо, а Мин Сонён, которая давно потеряла своего сына, стала Пак Сукчин и устроилась во дворец в качестве придворной дамы. Казалось, что они поменялись личностями, чтобы наверняка удалось проникнуть во дворец.

Пальцы Гона сжались в кулак, когда он посмотрел на снимок с обугленными краями. На нем был запечатлен момент, как Синджэ обедает со своей матерью. Нетрудно догадаться, как Синджэ попал в Республику Корея из Корейской империи.

– Когда я ее раскрыла, она начала захлебываться кровью.

– Значит, его родителей использовали… А я ему еще за обед не отплатил. Как она? Выкарабкается?

– Думаю, да. Сейчас она пришла в сознание. Только просила поговорить с вами лично.

Гон поднялся из-за стола. Он не знал, какую роль играла в этом спектакле Мин Сонён, но был уверен, что должен выслушать ее объяснение.

* * *

Сонён держали в одном из строений в той части дворца, куда члены императорской семьи редко заходят. С изможденным видом, в больничном халате, волоча за собой капельницу, она встала и поклонилась вошедшему в комнату Гону.

– Хотела поговорить лично? Ты долго меня обманывала.

– Я видела вас, Ваше Величество. Вы были с моим сыном Кан Синджэ…

Глаза Гона широко раскрылись. Он понял: она и есть биологическая мать Синджэ.

– …на последнем фото, которое дал мне Ли Рим… Вместе с фото я получила яд.

Как выяснила дама Но, Сонён ходила в книжный магазин, ставший базой приспешников Ли Рима, чтобы докладывать о делах во дворце и получать новые инструкции. Теперь же Гон узнал и о ее связи с Синджэ. Сначала Ли Рим передал ей снимок, где Гон рядом с Синджэ, а потом решил от нее избавиться, сказал ей, что эта фотография будет последней, которую она получит, так как пришла пора выполнить свою задачу.

Она выглядела потрепанной, как будто энергия в организме полностью иссякла. Глаза покраснели – последствие отравления ядом. Ради сына Сонён кардинально изменила не только свою жизнь, но и судьбу своего ребенка. Она не видела другого выхода. Была ли встреча Гона и Синджэ случайным совпадением или неизбежностью, навсегда останется загадкой. Теперь ясно, что у Ли Рима есть планы и на Синджэ.

– Так что я рискнула. Я выпила яд, вместо того чтобы отравить им вас. Умерев, я бы расплатилась за все свои грехи, а выжив, получила бы возможность говорить с вами лично.

От ее дерзости Гон слегка опешил.

– Я не жалею о своих действиях и понимаю, что это прозвучит слишком нагло, но я прошу вас решить судьбу моего сына. Он не сделал ничего плохого! Умоляю. Прошу вас. Защитите моего сына, Ваше Величество!

Со слезами на глазах Сонён бросилась на колени и уткнулась лицом в пол. Она отчаянно молила императора пощадить ее сына, не судить его, ни в чем не виновного, за ее тяжкое преступление. Гон молча смотрел на согнутую спину Сонён.

По кухне витал аромат твенджан-ччигэ[8]. На столе стоял горшочек с тушеным мясом и множество простых, но очень вкусных гарниров: кимчи, водоросли, ростки фасоли, вареные яйца. Заметив, что дочь сидит и тупо смотрит на еду, отец Тэыль начал уговаривать ее съесть хоть ложечку тушеного мяса.

– Домашняя еда – самая лучшая, это факт. Суп просто обалденный получился!

В то время как Тэыль взяли в заложники и увезли в Корейскую империю, Луна заняла ее место по приказу Ли Рима. Она сидела перед отцом Тэыль и смотрела ему в глаза.

Заметив равнодушие во взгляде дочери, он спросил:

– Почему ты так сморишь? Гарниры не нравятся? Прекращай. Я сегодня постарался на славу, смотри, сколько наготовил.

– Пап…

У Луны язык не поворачивался произнести это слово. Всю жизнь она была предоставлена самой себе, и называть кого-то отцом для нее было непривычно. Непривычно было и просто сидеть с кем-то за столом и спокойно есть домашнюю еду.

Чон Кванчан смотрел на Луну, думая, что его дочь сегодня ведет себя крайне странно. В глазах его светились тепло и отцовская любовь.

– Да, что?

– Я хорошая дочь?

Чон Кванчан – мужчина остроумный и за словом в карман не полезет.

– Конечно. Лучшая! Но только раз в месяц – двадцать девятого числа, когда зарплату выдают. Осталась всего неделька, – ответил он взволнованно. Голос его звучал певуче: когда он беспокоился, то говорил так, будто напевал песню. – Убери за собой посуду в раковину, как доешь. Мне пора бежать.

Отец Тэыль ушел, Луна по-прежнему сидела за столом и смотрела на еще горячее тушеное мясо. Взяв в руки ложку, она зачерпнула немного и положила в рот. Впервые она пробовала твенджан-ччигэ в месте, которое можно назвать домом, отчего блюдо показалось ей особенно вкусным, хоть и слегка пересоленным.

Поев, Луна пошла в комнату Тэыль. Она внимательно все оглядела: книги на полках, фотографии на столе и даже одежду в шкафу. Подойдя к кровати, она взяла лежавшую на ней гигантскую игрушку в виде льва, бросила ее на пол и легла рядом. Такой роскоши, как мягкая кровать, у Луны никогда не было.

Все это любила Тэыль, и ничего из того никогда не было в жизни у Луны. Единственное, что их объединяло, – одинаковое лицо. Только приблизившись к свету, ты можешь понять, насколько тьма поглотила тебя изнутри. Впадая еще глубже в отчаяние, она посмотрела на свисающую с потолка старую светящуюся звезду.

– Я всего лишь хренов двойник. Бесит, – грубо выругалась Луна.

* * *

Гон стоял, скрестив руки за спиной, перед павильоном с видом на пруд и смотрел на безмятежную водную гладь. Вдруг подул ветер, по зеркалу воды побежала легкая рябь. Гон уже разобрался со всеми накопившимися делами, но Тэыль так и не вернулась. Он ждал, чтобы встретить ее у самого входа во дворец.

Ее не было всего день, а Гон уже страшно соскучился. Для них, живущих в разных мирах, каждая минута и каждая секунда встречи были на вес золота, поэтому он не мог понять, как можно так расточительно тратить драгоценное время. Им отпущено так мало, и нужно жадно хвататься за каждое мгновение.