– Одна из этих необъяснимых вещей прямо перед тобой – то, что ты полюбила меня.

– Действительно.

Только тогда Гон рассмеялся. Тэыль улыбнулась ему в ответ.

– Но это правило девятое из семнадцати.

– Да? Разве девятое? Будто ты первые восемь ответственно соблюдаешь. Мог бы просто погладить меня по голове… Ладно, проехали. Увидимся на рассвете.

Тэыль развернулась и пошла вперед с делано недовольным видом.

Однако Гон остановил ее, не прикоснувшись к ней и пальцем:

– Стража, один шаг вперед.

Стражники, стоявшие поодаль, за колонной, сделали шаг и преградили Тэыль дорогу. Ей ничего не оставалось, кроме как остановиться. Тем временем Гон длинными шагами в мгновение преодолел расстояние до Тэыль и обнял ее сзади за плечи.

– Встретим рассвет вместе, – тихо прошептал он ей на ухо.

Стражники отступили обратно за колонны, Тэыль с Гоном, держась за руки, пошли вместе по коридору, освещаемому лунным светом.

– Разве парни говорят такое, чтобы остаться наедине?

– Что ты хочешь услышать?

– Твою искренность.

– Видимо, я просто не договорил.

– Что еще ты хотел добавить?

– Жду не дождусь.

Несмотря на тревогу, они были счастливы находиться рядом друг с другом. Их озорной смех наполнял тихие коридоры дворца.

На рассвете Гон вместе с Тэыль и Ынсопом прошли через межпространственные врата и вернулись в республику.

Синджэ бросил на Ёна недовольный взгляд. Пришлось отложить свои дела и приехать на нежеланную встречу. Несмотря на то что эти двое обычно не очень ладили, сейчас они сидели друг напротив друга и ели жареную курицу.

– Разве Ли Гон не оставил тебе денег? Почему питаешься за счет госслужащего? – сердито пробурчал Синджэ и цокнул языком.

– Кстати, кто такой Кан Хёнмин? – спросил Ён напрямую, решив опустить все формальности.

В этот момент официант принес Ёну бокал пива.

– Ты же недавно пулю словил, разве после такого можно пить? – Проигнорировав вопрос Ёна, Синджэ перевел тему.

– Мне больно, когда я защищаю людей, и я защищаю их, когда мне больно.

– Как самоуверенно.

– Зато полезно, в сражениях без уверенности никуда. Ты мне все еще не ответил. В Корейской империи тебя звали Кан Хёнмин?

Синджэ и отвечать не требовалось, все было видно по его глазам.

– Да, похоже на то. Найдешь его для меня?

Вместо ответа Ён сделал глоток пива. Сопоставив в уме лицо придворной дамы Мин Сонён и лицо матери Синджэ, которую он встретил, преследуя Сон Джонхэ, Ён убедился, что они полностью идентичны.

– Еще будут вопросы? Хочешь что-нибудь узнать? Или кого-то найти? Например, мать.

Лицо Синджэ ожесточилось, когда Ён заговорил о матери, но в ответ он лишь неуверенно пробормотал:

– Кого угодно – мать, братьев, сестер. Так вот зачем ты хотел встретиться?

– Почему не скажешь ей?

Синджэ вопросительно посмотрел на Ёна.

– Тебе же нравится лейтенант Чон. Даже я это заметил.

Сегодня вопросы Ёна били не в бровь, а в глаз. Острые, словно мечи, пронзающие душу насквозь.

Нахмурившись, Синджэ съязвил:

– Теперь понятно, почему тебя подстрелили. В следующий раз и я выстрелю.

– Его Величество и лейтенант Чон не могут быть вместе. Наши миры слишком далеки друг от друга.

– Еще один повод держать язык за зубами. Даже учитывая, что мы с ней живем в одном мире, между нами пропасть шире, чем может казаться.

Сказав это, Синджэ встал со своего места.

Ён вызывающе поднял глаза:

– Если уйдешь вот так, поверю.

Минутное напряжение повисло между ними.

Синджэ сник:

– Да, я не вру.

На выходе Синджэ столкнулся с Гоном. Хоть этот человек и представился императором, Синджэ с трудом мог поверить в такое.

– Уже вернулся? – спросил он, не в силах скрыть удивление.

– Оставишь нас ненадолго? Нам нужно кое-что обсудить наедине.

– Болтать с вами нет желания, да и время поджимает. Работа сама себя не сделает, – прямо и без сожалений ответил Синджэ и отвернулся.

Гон вспомнил Сонён, которая стояла перед ним на коленях и молила о пощаде для сына, и стало даже жаль Синджэ. Обреченный на одиночество и скитания, он уже не принадлежал своему старому миру, но и здесь, в новом, был чужим. С тяжестью на душе он смотрел на удаляющуюся спину Синджэ, и вдруг громкий оклик вывел его из раздумий.

Ён был готов заплакать от радости: наконец-то, спустя столько времени, он увидел Гона. С самого детства эти двое никогда не разлучались так надолго. Самое большее – во время службы в армии, когда Гон исчез куда-то на пару дней.

– Как твои дела? Хорошо питался тут? Ничего не произошло? Не сталкивался с премьер-министром Ку?

Гон оставил Ёна здесь, потому что безмерно доверял. Но он видел в Ёне не только верного капитана гвардии, но и близкого человека, почти члена семьи, и, конечно, беспокоился о нем.

Глаза Ёна широко раскрылись от удивления, когда он услышал вопрос о министре Ку.

– Откуда вы узнали?

– Видел у нее на шее такую же отметину, как у меня на плече. Но тут не о чем беспокоиться. Ей никогда не добиться того, что она задумала. Я ей всего лишь ноги связал, но больно будет так, словно оторвали крылья.

Сорён перешла черту. Гон не мог оставить все как есть. Бывший муж Сорён – председатель «Кей-ю», которого она просила добыть для нее некоторую информацию, – быстро переметнулся на сторону императорской семьи, чтобы добиться снисхождения от Гона. Это были поверхностные отношения ради выгоды, которые даже близко дружескими назвать нельзя. Поскольку от Гона он мог получить гораздо больше, чем от Сорён, председатель «Кей-ю» тут же отвернулся от своей бывшей жены. Бисон – лоббист, который помогал Сорён, – сделал то же самое. Как постоянный посредник в разговорах председателя «Кей-ю» и Сорён, он на самом деле знал о ее слабостях больше, чем кто бы то ни было.

В разговоре между председателем и Сорён, записанном на диктофон, она расспрашивала о выживших сторонниках предателя Ли Рима. Каким бы ни был ее реальный замысел, это можно трактовать как намерение вступить в сговор с мятежником. Вдобавок благодаря той же записи выяснилось, что она подсылала во дворец своих шпионов и что осмелилась подслушивать разговоры императора через службу безопасности. После такого ее карьере точно пришел конец.