Внезапно хозяйка встала, вынула из шкафа железную банку смалосъедобным печеньем датского производства, открыла крышку и приняласьпоедать одну печенюшку за другой…

Я с удивлением наблюдал за ней. Одно печенье упало на пол иразвалилось на мелкие кусочки. Ольга присела и стала осторожно подбиратькрошки. То, что оказывалось в руке, она ничтоже сумняшеся клала в рот и съедалавместе с грязью.

Я растерялся.

— Ольгушка, — донесся из коридора веселый, чутькартавый голосок, — а почему у тебя дверь не заперта? Ай-яй-яй! Нехорошо!

В кухню быстрым шагом вошла молодая женщина с туго набитойсумкой. Увидев меня, она попятилась и воскликнула:

— Вы кто?

Я моментально протянул ей свои документы и постаралсявкратце описать ситуацию. Пока я говорил, Ольга сидела у стола на полу, тупоглядя в стену.

Молодая женщина вдруг сказала:

— Все ясно. Меня зовут Светлана, я сестра Ольги. Вы ужепоняли, что она больна?

Я осторожно ответил:

— Сначала мне показалось, что Ольга Марковнаприкидывается ненормальной, чтобы избежать разговора со мной, но, когда онавдруг внезапно съела почти всю коробку печенья, я стал сомневаться в еевменяемости.

— Если подождете пару минут, — сказалаСвета, — я уложу Оленьку, и мы сможем поговорить.

С этими словами она помогла сестре встать и увела ее.

Я остался на некоторое время на кухне один. Хотелось курить,но вокруг не нашлось ничего, похожего на пепельницу, да и закуривать безразрешения хозяев неприлично.

Наконец Светлана вернулась.

— Хотите чаю? — спросила она.

Я кивнул, на самом деле я не испытывал никакого желания питьчай из не слишком чистых чашек. Впрочем, Светлане небось тоже неохотасервировать стол. Мы с ней оба заложники хорошего воспитания. Света, подавиввздох, начнет готовить чай, я с натянутой улыбкой буду пить отвратительныйнапиток. Ей-богу, чем дольше я живу, тем больше понимаю, что родители зрястараются привить своим детям отличные манеры. В первую очередь следуетспросить себя:

«Минуточку, а кому в результате станет лучше? Ребенку илиокружающим его людям?»

Вот меня, например, вымуштровали таким образом, что все, ктосо мной общается, чувствуют себя комфортно. Лишь мне плохо. Я не умею одернутьженщину или расшалившегося ребенка, не способен спорить с людьми пожилоговозраста… В результате все, кому не лень, садятся господину Подушкину на шею, ая, осознавая сей факт, не могу поставить их на место, потому что это будетстрашно невоспитанно. И кому хорошо? Всем, кроме меня. Мораль: воспитываяребенка — не переборщите. Если насыпать в стакан полкило сахара, чайпревратится в приторный сироп. Так же и с хорошими манерами, во всем нужнамера.

Передо мной возникла плохо вымытая кружка с дымящимсянапитком. Светлана села напротив.

— Давно с Ольгой такое? — спросил я, делая вид,что наслаждаюсь чаем.

Светлана тяжело вздохнула:

— Через неделю после гибели Романа Олюшка решилапокончить с собой, наелась таблеток и легла в кровать. До сих пор не понимаю,что меня толкнуло в тот день? Почему я поехала к ней?

Увидав незапертую дверь, Светлана насторожилась и бросиласьв спальню. Оля лежала на кровати, к счастью, еще живая. В больнице она провелабольше месяца, выздоровела, вернее, физически окрепла. Хуже обстояло дело спсихикой. Ольга превратилась в полуразумное существо, для которого основнымсмыслом существования стала еда.

— Я возила ее по лучшим специалистам, — вздыхалаСветлана, — все лишь руками разводят. Отчего человек вдруг становитсяидиотом, никому не ведомо. Говорят, что таблетки, которых наглоталась Ольга,повредили кору головного мозга. Но так это или нет?! Кто знает? Да и какаятеперь разница. Это не лечится. Правда, позавчера один профессор, мировоесветило, заявил, что, может быть, это реактивный психоз. Какой-нибудь сильныйстресс, мощная психологическая встряска способны вернуть прежнюю Олю, но какимобразом ее «встряхнуть», он не сказал. Вот так и мучаемся. Одно хорошо: она неагрессивна, вполне может себя обслужить, сама ходит в туалет. Весь день сидитили лежит, похоже, не испытывает никаких эмоций. В общем, это жизнь растенияили хомячка. Поел, поспал, поел… Но одну ее спокойно можно оставить. Иногда онамне кажется даже вполне вменяемой.

— И когда Оля попыталась покончить с собой?

Светлана тяжело вздохнула:

— В декабре, как раз в день рождения Романа. Она егожутко любила.

— А он ее?

Света нахмурилась.

— Знаете, в жизни всегда один целует, а другойподставляет щеку. Роман снисходительно позволял моей сестре себя обожать.Образно говоря, брал золотой слиток и отдавал медные монетки на сдачу. Впрочем,я сначала никаких претензий к нему не имела, более того, считала, что он простосовершил геройский поступок, предложив Оле руку.

— Почему?

Света криво улыбнулась:

— Романа воспитывала мама, одна, без мужа. Надо отдатьей должное, сына она вырастила замечательного. Редко встречаются такие дети,просто набор шоколадных конфет, а не мальчик! Школа с золотой медалью, институтс красным дипломом, аспирантура, кандидатскую пошел защищать, а ее засчитали задокторскую. Сделал какое-то потрясающее открытие в математике, в чем его суть,не спрашивайте, я не разбираюсь в этом. Ректор института УПИ его буквально наруках носил. И все понимали: Роман очень далеко пойдет. Это был лучший жених винституте — и вдруг Ольга.

— Чем же ваша сестра была так плоха? — удивился я.

Светлана покачала головой:

— Она хороший человек, положительный, честный, нозаурядный. Никаких особых талантов у нее не было. Если Роман — яркая звезда, тоОлю можно сравнить с тлеющей свечкой. И потом, Роман был моложе ее изначительно ниже ростом.

— Рост, в конце концов, не главное!

— Это верно, — кивнула Света, — только всевокруг удивлялись. Возле Романа крутились такие девицы! УПИ — престижный вуз,там дочки богачей учатся. Любая бы с радостью кинулась, помани ее Рома пальцем,а он выбрал ничем не примечательную преподавательницу, совсем не богатую и некрасивую.

— Любил, наверное, — поддержал я тему, —иному и «Мисс мира» не нужна, своя Дуня милее.

Светлана поджала губы.

— Ну… одно время я тоже так думала, а потом…

— Что?