Ее разбудил громкий лай собак. В комнате было темно, только с улицы лучи пробивались сквозь крошечное оконце. Всеславне показалось, что за дверью кто-то шумит. Она с головой забралась под шкуру и замерла. Загремел засов, послышался скрип ржавых петель и в широко распахнутую дверь ввалился человек. Прикрывшись шкурой, девушка с ужасом взирала на приближающегося гостя.

Он шел, вразвалку передвигая короткие, словно подрубленные ноги. Молча поставил на стол глубокую деревянную миску и кружку, рядом положил ломоть хлеба, развернулся и, так же покачивая плечами, ушел, не произнеся ни слова.

Потянуло запахом каши и свежеиспеченного хлеба. Княжна, до того не чувствовавшая голода, вдруг захотела есть. На одной ноге доскакала до стола и отведала принесенное. Еда прибавила сил, в душе зародилась надежда. Она укорила себя, что не задала коротышу простого вопроса: почему ее здесь держат?

Ее размышления нарушил шум сдвигаемого запора. На пороге возник утренний посетитель, заполнив комнату густым басом:

— К князю.

Эти слова всколыхнули в груди пленницы надежду. Ее не ведут — зовут. Значит, о ней вспомнили, и сейчас все недоразумения рассеются.

Князь встретил Всеславну настороженным взглядом, откинувшись на спинку кресла и широко расставив ноги. Бледное, с воспаленными глазами, лицо вошедшей говорило о тяжелых часах, которые ей пришлось пережить. Прихрамывающая походка, измятая одежда, растрепанные волосы придавали девушке жалкий вид. Сердце князя не выдержало, жестокость и настороженность уступили место состраданию.

— Как изволила почивать наша колдунья? — прокашлявшись, спросил он.

— Князь! — Всеславна гордо вскинула голову. — Я — дочь князя Козельского. И если нет в живых моего отца, который не позволил бы так топтать честь его дочери, это не значит, что ты имеешь право издеваться надо мной. Мне всегда казалось, что твой долг — брать беззащитных под свою опеку, а не давать их в обиду. — На ее глазах показались слезы.

Князь, растрогавшись, бросился к девушке.

— Да будет, княжна! — он взял ее за руку.

— Это уже вторая попытка моего похищения! — княжна резко высвободила руку. — Это чьи-то козни…

— Не сомневаюсь — с твоей-то внешностью. Наверняка кто-то сгорает от любви и…

— …И для этого представил меня ведьмой? Полноте, князь! Я такая же ведьма, как ты — черт. — Девушка осенила себя крестным знамением, упала на колени и, превозмогая боль, стала неистово молиться. — Видишь, князь, Бог не отвергает меня и небо не падает на землю! Просто какой-то злой человек причиняет мне столько страданий… Мне нужно вернуться, князь, у меня дядя при смерти! — Слезы побежали по щекам Всеславны.

— Какой дядя? Не князь ли Ярослав? А где он?

— В Киеве. Что ты так смотришь на меня?

— Твоего дяди не может быть там быть. Киев сегодня мой город, — эти слова Михаил произнес с гордостью.

— Но… как же письмо? — Всеславна в растерянности достала из кармана свернутый лист и протянула князю.

Он взял письмо, повертел перед глазами и тяжело вздохнул. Поняв все, княжна быстро пояснила:

— В нем тетя пишет, что болен дядя, и зовет в Киев.

— Где они, не знаю, но в Киеве их нет, — князь вернул письмо. — Ничем не могу помочь.

— Надеюсь, что мы выясним это и другие недоразумения, я смогу вернуться домой.

— Думаю, да… — начал князь, но в этот момент за стеной раздался шум. Михаил вздрогнул и инстинктивно оглянулся. Когда он снова повернулся к Всеславне, она не узнала его. Куда только делась прежняя доброжелательность? Его лицо выражало суровую непреклонность.

— Иди к себе. Сейчас я ничего не могу обещать, — грубовато сказал князь, избегая ее взгляда. — Иди! — прикрикнул он.

Всеславне ничего не оставалось, как, склонив в огорчении голову, выйти. Не успел стихнуть звук ее шагов, как дверь с грохотом распахнулась и ворвалась разъяренная княгиня.

— Это ты так разговаривал с ведьмой?! О Боже! Тряпка, а не князь! Не успел увидеть смазливую морду этой деревенщины — и растаял, как кусок льда на горячей сковороде! — разъярившись, словно выпущенная из клетки тигрица, княгиня наступала на мужа. — Все расскажу преподобному отцу! Пусть знает, как ты борешься с тем, что противоречит нашей вере. Может быть, ты хочешь поклоняться Перуну?

Михаил никогда еще не видел жену такой. Она вся пылала страшным гневом. Князь опасливо шагнул назад.

— Я сделаю все, что ты скажешь! Но обвинять княжну в том, чего на самом деле нет, нам не пристало. Я сам видел, как она молилась перед этими иконами.

— Тогда почему она отвергает моего брата? Нет, она ведьма! — визжала княгиня, не отступая. — Вели бросить ее в темницу!

— Будет, будет, делай что хочешь, — замахал князь руками.

— Эй, покличьте кто-нибудь Путшу! — пронзительно крикнула княгиня. — Быстро! — И когда тот вошел, приказала: — Князь велит бросить ведьму в темницу!

На лице слуги не дрогнул ни один мускул. Выражение его звероподобного лица осталось безразличным, он лишь метнул взгляд на князя. Михаил утвердительно кивнул и отвернулся.

Всеславна шла от князя, и в душе ее теплилась надежда. Возвратясь, она бросилась на кровать, накрылась шкурой и тотчас погрузилась в сон.

Проснулась девушка оттого, что кто-то грубо потряс ее за плечо. Перед ней стоял Путша, верный слуга княгини, тот самый, который так грубо запер ее в этой конуре.

— Идем! — он больно схватил ее за руку.

Княжна поняла, что произошло что-то страшное.

Миновав уже знакомый коридор, они вышли во двор. Встречные испуганно шарахались в стороны, едва завидев Путшу, некоторые испуганно крестились, многие сочувственно смотрели вслед. Пройдя двор наискось, девушка оказалась у зловещего на вид здания без единого окна, с дубовой дверью, окованной потемневшими от времени полосами железа. Погремев у пояса ключами, Путша отыскал нужный и щелкнул замком. Повесив его на толстый ржавый гвоздь, торчавший в стене, потянул на себя дверь. Из темноты на Всеславну дохнуло затхлостью, так что мороз пробежал по коже.

На пороге появился человек, от одного вида которого можно было прийти в ужас. Он напоминал бочку на двух коротеньких бревнышках. Маленькая овечья головка сидела прямо на толстых квадратных плечах. Словно срезанный лоб закрывала густая взлохмаченная растительность. Все безбородое лицо занимал широкий, по-поросячьи приплюснутый нос, под которым помещались толстые мясистые губы. Тусклые рыбьи глазки скрывались под густыми нависшими бровями. При виде Путши уродец оскалился, обнажив мелкие гнилые зубы, издав звук, напоминающий рык дикого кабана, — видимо, приветствуя.

— Князь приказал бросить ее в темницу, — промолвил тот безразличным голосом.

Всеславна, все еще плохо осознавая сказанное, вдруг оказалась в объятиях этого страшного существа. Все попытки сопротивляться были бессмысленными. Дико подвывая, урод потащил ее в глубь здания.