И знаете что? Кажется, я уже того… на грани влюблённости. Кто-нибудь знает, как остановить это разжижение мозга?

Глава 19. О вере и бессилии

- К вам можно?

Профессор Кларксон окинул меня тяжёлым взглядом.

- Проходи, Элизабет.

Теперь в кабинете был не только преподавательский стол и стул, но также неподалеку, у окошка, стояла парта. За нее я и уселась в ожидании дальнейших указаний.

Сидела как на иголках. После всех последних событий не знала, как вести себя с профессором Кларксоном. И как он будет вести себя наедине со мной.

- Ты уверена, что готова заниматься сегодня? Это можно перенести на другой день.

- Уверена.

- Ты потеряла вчера много сил, тебе бы отоспаться. Вряд ли ты прошедшей ночью смогла нормально поспать.

“Я вообще не спала, но вам об этом знать необязательно”.

- Я в состоянии закрыть сегодня свою плохую отметку.

Мне не хотелось показывать свою слабость и очень хотелось скорее закрыть тему с отработкой раннее выставленного низкого балла. Профессор сказал подойти в течение недели, чтобы письменно ответить на ряд вопросов, но я решила не откладывать на потом и сделать все сегодня. И больше не возвращаться к этому.

Хотя не спала толком аж с пятницы благодаря бодрящему зелью Вивьен, которое я исправно пила каждый день. Да, я помню, что она предупреждала о жестком откате, но что поделать? То я диплом с докладом готовила, то по валдорскому лесу в компании профессора шастала. Те еще денечки получились.

- Что ж…

Эрик положил передо мной несколько листов с вопросами и кратко объяснил, что от меня требуется. Слушала его вполуха, потому что больше была зациклена на том, что Эрик сейчас стоял совсем рядом, и от него вкусно пахло кофе и ванилью. Сладковатые ароматы окутывали и дурманили мою несчастную головушку. Я слушала бархатный голос Эрика и вместо мыслей о теме заданий думала о том, как было бы здорово уткнуться сейчас в его рубашку и узнать, каковы на ощупь его волосы.

Эх, по-моему, у меня совсем беда с головой. Интересно, это лечится?

Эрик вернулся за свой стол, в его глаза я старалась не заглядывать. Он принялся что-то расчерчивать на листах бумаги, но с моего места было не разглядеть, что именно.

- Я хотела сказать вам спасибо, - проговорила негромко. - За оценки и… за всё остальное.

- Спасибо говори в первую очередь себе, потому что все это - результат твоей упорной работы, твоих знаний. Вряд ли бы ты смогла вытащить нас из той мглы, если бы бездельничала на лекциях. Перейти обратно по пентаграмме по такому далекому маршруту неподготовленному студенту действительно невероятно трудно. Здесь нужна практика, часы тренировок.

- Я тогда подумала, что вы поделились со мной энергией.

- Мне нечем было делиться в тот момент, - качнул головой Эрик. - Я был почти нулевой. Я просто верил, что ты сможешь активировать пентаграмму, только и всего. Ты все сделала сама. Впрочем, иногда вера чужого человека действительно может трансформироваться в силу. Это тоже своего рода магия, только материя гораздо более тонкая.

Я чувствовала на себе его внимательный взгляд, но предпочитала разговаривать с пустым бланком ответов перед собой.

- Все равно спасибо. В меня никто никогда не верил.

- А родители?

- Особенно - родители.

К счастью, Эрик не стал больше задавать вопросов, а у меня не было желания рассказывать о семейных неурядицах. И так от них тошно.

У меня были очень тяжелые отношения с отцом и матерью. Настолько тяжелые, что в академию Ферженвальд я буквально сбежала однажды, не посоветовавшись с родителями.

Ну а чего с ними советоваться? У меня потрясающий магический дар, все профессора говорят о моем высоком потенциале, а родители не собирались меня никуда отдавать на обучение. Они у меня из числа тех, кто считает, что женщина вообще не должна ничему учиться. Задача женщины - выйти замуж и нарожать кучу детишек. Холить и лелеять мужа, устраивать светские приемы, как и положено женщинам из графской семьи. Можно разве что обучаться музицированию и вышиванию крестиком, но магия? Какая может быть магия у графини? Магию может развивать только мужская часть семьи, а женщина должна этим бесконечно восхищаться.

Ну, вы можете себе представить, как ко всему этому относилась я, единственная дочь в семье Хоффманов. Зато у меня было аж пятеро братьев, и все работали в инквизиции при Главном Штабе. Я всегда им люто завидовала и не понимала, почему меня надо ущемлять в моем стремлении учиться, стать лучше? Почему я должна идти на поводу у своей матушки? Если в ней нет даже сотой капли магии, текущей во мне, это не значит, что я должна повторять ее жизненный путь.

Когда я сбежала в академию Ферженвальд, был страшный скандал. Матушка рвала и метала, рыдала и заваливала меня слезными письмами. Она ведь мне уже и жениха подобрала. Какого-то сорокалетнего графа, которого я никогда в своей жизни не видела и видеть не хотела. А тут я взяла и сбежала, опозорила семью.

Но я была непреклонна в своем желании учиться. В итоге мы пришли к какому-то подобию мира, договорившись, что если я сама, своими силами попаду после выпуска академии на работу в Генеральный Штаб, то от меня отстанут, смиряться с моей юродивостью и отпустят в свободное плавание. И отрекутся от меня официально, чтобы уж точно честь семьи больше не позорила. А если у меня ничего не получится, то сразу после выпуска меня будет ожидать свадьба на неизвестном графе и крах всей моей нормальной жизни. С меня даже клятву взяли - магическую, чтобы точно слово свое сдержала и от графа, в случае чего, не сбежала.

Легче всего было попасть в Генеральный Штаб по протекции инквизиторов, которые наблюдали за студентами во время боевых учений совместно с другими академиями. Если там проявить себя как следует и иметь на руках рекомендации от профессора по боевым искусствам, то очень высока вероятность того, что в Генеральный Штаб ты будешь зачислен уже на следующий день после выпускного.

А теперь… А что я буду делать теперь?

На боевые учения меня не допустили… Сначала профессор Тойфиль заартачился, когда я всего одну практику пропустила. Но я виновата, что ли? Мне в тот день пришло очередное письмо от моей драгоценной матушки. Только на этот раз не просто с нравоучениями, а с рассказом о том, как она готовит свадебное торжество для меня и графа Черльзского. Родители никогда в меня не верили и заранее были убеждены в моем провале. Я прорыдала тогда полдня, закрывшись в спальне, но Вивьен потом еще неделю отпаивала меня успокоительными зельями.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍При воспоминаниях о том письме глаза вновь заблестели от непрошенных слез, я быстро заморгала и невольно всхлипнула.