Анатолий Васильевич обернулся, заметил Надежду и недовольно проговорил:

– Что вы здесь крутитесь? Что вы мельтешите? Что вы все вынюхиваете?

– Это я-то кручусь? – возмущенно воскликнула Надежда, демонстративно отерев несуществующий пот тыльной стороной ладони. – Это я мельтешу? Да я одна здесь и работаю, а вы все только мусорите и грязь разносите! Да если бы не я, вы бы грязью заросли! Вас много, а я одна!

Когда Надежда работала в научно-исследовательском институте, ей нередко приходилось слышать подобные выражения из уст институтской уборщицы тети Дуси. Тетя Дуся была о себе очень высокого мнения, инженеров же и научных сотрудников ни в грош не ставила и считала их людьми второго сорта.

Для этого было несколько вполне серьезных оснований.

Прежде всего уборщица относилась к так называемой «рабочей сетке», то есть имела по сравнению с инженерами массу льгот и привилегий.

Вторая причина была еще основательнее.

Надеждин институт располагался рядом со Смольным, где находилось городское начальство, и тетя Дуся по совместительству работала уборщицей в коридорах власти. Там ей регулярно удавалось приобретать хорошие конфеты и другие дефицитные товары, которые она потом с наценкой перепродавала коллегам Надежды. Из-за этих дефицитов инженеры перед ней заискивали, а тетя Дуся раздувалась от самомнения.

И вот теперь Надежде пришлось сыграть саму тетю Дусю. Ничего удивительного, что нужные слова сами всплыли в памяти, очевидно, она просто хорошо вошла в образ. Голос ее стал визгливым, по тембру напоминавшим циркулярную пилу, рот некрасиво скривился.

Беневоленский невольно отступил перед такой отповедью, скорее всего, просто решил не связываться со скандальной бабой. Девушка вообще отвернулась, и Надежда Николаевна удовлетворенно подумала, что она ее не узнает.

Эти двое встали и ушли, поле боя осталось за Надеждой. Пора было и ей отправляться в подсобку за своими пальто и сумкой.

В подсобке она быстро переоделась, а когда хотела выйти, дверь открылась, и на пороге показалась настоящая уборщица – скромная женщина средних лет.

– Вы что здесь делаете? – с подозрением спросила она.

– Я туалет искала, – ляпнула Надежда первое, что пришло в голову.

Как видно, уборщица нагляделась в институте всякого. Ненормальными контактерами, одержимыми сотрудниками и сумасшедшими гостями ее было не испугать, поэтому она только пожала плечами и посторонилась.

Надежда припустила к выходу. Пролетев мимо охранника, она с облегчением закрыла за собой дверь ВНИИПНЯ.

Стало быть, эта девица хочет устроиться в музей вместо Веры. А зачем Вере нужен был этот Музей чертей? Для чего она разыскала своего отца и сделала первый шаг к примирению? Уж точно не потому, что осталась совсем одна. Ясно же, что если он не хотел с дочерью знаться столько лет, то и сейчас с него ничего не получишь. Как говорится, где сядешь, там и слезешь. Только в музей устроиться по его протекции и можно, ему-то это ничего не стоит: словечко молвил, и дело в шляпе, взяли Верочку экскурсоводом. И уж не потому она так в этот музей стремилась, что работа нужна. Уж какая там работа: посетителей единицы, денег – кот наплакал. Был у Веры свой интерес. Не иначе, экспонат хотела она украсть. То есть не она, а те, кто ее нанял. Только вот какой экспонат? Это же не Эрмитаж, не Русский музей! Что там такого ценного среди этих чертей? Не отпечаток же копыта на камне, не метла ведьмы из РОНО. Какого нормального человека может заинтересовать лысая метелка?

Надежда в задумчивости с размаху влетела в лужу. Погода была прекрасной, ярко сияло солнце, вдоль проезжей части текли веселые ручейки.

– Женщина, вам не мокро? – спросил встречный мужичок с хитрованскими глазами. – А то, может, вас вытащить?

Надежда почувствовала, что в сапогах хлюпает вода, посмотрела на мужичка волком и самостоятельно выскочила из лужи.

Она поцеловала мать в холодный лоб и быстро, не оборачиваясь, вышла из палаты. Ей казалось, что она спиной чувствует мамин безразличный взгляд.

Шла по коридору, мельком оглядывая попадающихся навстречу врачей, медсестер, санитарок, и задавала себе один и тот же глупый вопрос: кто, кто из них работает на того человека? Кто сделает маме укол, кто даст ей таблетку, если что-то пойдет не так, если она выйдет из повиновения или просто ошибется? Кто приведет в исполнение смертный приговор?

Она понимала, как хрупка человеческая жизнь, как мало нужно, чтобы ее оборвать.

Ей показалось, что попавшийся навстречу молодой врач как-то странно на нее посмотрел. Может быть, это он?

Но потом на ее пути оказалась медсестра со слишком внимательными злыми глазами. Может быть, она?

Или вот этот санитар, который катит пустое кресло и смотрит на каждого угрюмым взглядом неудачника?

Тому человеку ничего не стоило бы его подкупить – дать совсем немного денег и убедить, уговорить, польстить, сыграть на его бесчисленных комплексах. Тот человек, когда хочет, бывает очень убедительным.

Бесполезно гадать. Наверняка это окажется самый милый, самый приветливый, самый обаятельный человек, о котором ничего такого просто никогда не подумаешь.

Она вышла за ворота, дошла до перекрестка, подняла руку.

Почти сразу рядом остановилась машина. Она открыла дверцу, села на переднее сиденье, назвала адрес.

– Я знаю, куда вас везти, – раздался слева знакомый гипнотический голос.

Она резко обернулась и увидела на водительском месте того человека. Хотела открыть дверцу, выскочить, но дверца машины оказалась заблокирована, а тот человек положил ей на плечо руку и с едва заметной насмешкой проговорил:

– Куда же вы? Выскакивать из машины на ходу очень опасно. А главное, бесполезно. Мы ведь с вами уже говорили об этом. Впрочем, я вас понимаю: вы не ожидали меня сейчас увидеть, занервничали. Но теперь-то вы наверняка успокоились?

– Да, – ответила она, опустив глаза.

– Вот и хорошо. И как вы нашли свою маму? Надеюсь, она в добром здравии, насколько это возможно?

– Вы это знаете не хуже меня. Ведь у вас там есть свои люди, которые все вам докладывают.

– Свой человек, – поправил он. – Совершенно верно, у меня есть там свой человек. Очень надежный. Но, согласитесь, что здесь вашей маме лучше, чем в прежней больнице.

Она не ответила, и тогда он сам повторил:

– Конечно, ей здесь намного лучше. А что это значит?

Она все еще молчала, мрачно глядя перед собой, и он снова ответил за нее:

– Это значит, что я сдержал свое слово. Выполнил свое обещание. Теперь ваша очередь.

Она повернулась к нему и проговорила неуверенно:

– Я сделала то, что вы просили. Устроилась в тот музей. Завтра приступаю к работе.