Никогда еще она никого не целовала так и никогда никто так не целовал ее. В ту ночь в разрушенной таверне был момент, сблизивший их, но сейчас, после двухнедельной разлуки, все чувства внезапно обострились и заставили их забыть о многом, ввергнув в огненную пучину.

И были эти чувства ей незнакомы. Констанс казалось, словно земля ушла из-под ног, но она не падает, потому что кто-то поддерживает ее. Она не испытывала неловкости, которая всегда возникала в тех редких случаях, когда губы Филипа касались ее щеки. Тогда она ощущала все, что происходило вокруг, слышала щебет птиц, стук конских копыт.

Теперь же все сосредоточилось на Джозефе. Она чувствовала только его близость, запах чистой мужской кожи и свежесть ветров, на которых он любил бывать, чувствовала его губы, такие ласковые и теплые для столь мужественного и сильного мужчины, каким был он, чувствовала его легкое дыхание на своей щеке.

Он сделал движение, и ей показалось, что он сейчас отстранит ее. Это была ужасная минута. Но он еще крепче прижал ее к себе, не отрывая губ.

Когда она почувствовала во рту кончик его языка, она еле заметно вздрогнула, но его нежные движения успокоили ее. Все это не показалось ей странным, как будто они всегда так целовались.

Но внезапно он отпрянул от нее.

– Нет, – промолвил он. – Нет.

Она была словно в странном сне, ноги и руки отяжелели.

– Констанс, мы не должны.

Голос его звучал как будто издалека, едва достигая ее сознания, разрушая тот прочный заслон морали, который, как оказалось, она сама поставила.

– Пожалуйста, Джозеф.

Неужели это ее голос, низкий, хриплый?

– Нет. – Голос Джозефа был тверд и непреклонен.

И вместо того, чтобы продолжить разговор, он захлопнул огромный фолиант, который читал, и стремительно покинул библиотеку. Когда свет в библиотеке совсем померк и она осталась одна, его шаги долго еще звучали в ее ушах.

* * *

Джозеф быстро шагом пересекал лужайку, пытаясь как можно скорее снова обрести здравомыслие.

– Смит! Смит! Ах ты, негодник.

Джозеф остановился и сделал глубокий вдох.

– Филип, – наконец собрался он с духом и повернулся навстречу другу.

– Я понятия не имел, что ты здесь. – Филип был искренне рад встрече, и Джозеф не мог не ответить ему тем же.

– Всё решилось в последнюю минуту.

– Понимаю. – Филип сунул руки в карманы. – Чудесный день, ты не считаешь?

– Да. Правда, я провел его не выходя из дома, но с тобой согласен. А теперь извини меня, я спешу.

– Неотложные дела? Надеюсь, никаких неприятностей? У тебя вид, будто что-то стряслось.

– Нет-нет. Разумеется, ничего не произошло. Все в порядке.

– Отлично, – кивнул Филип, глядя куда-то под ноги. – Мама очень рада, что я получил приглашение принца.

Джозеф наконец улыбнулся.

– Представляю себе. Да и ты тоже рад.

Филип промолчал и стал носком сапога ковырять дерн. Затем каким-то неловким жестом провел по губам, словно обдумывая, что ответить, и когда наконец сделал это, слова вырвались спонтанно:

– Собственно, что такого необычного в том, что я здесь?

Джозеф не понял его.

– Прости, что ты сказал?

– Я хочу сказать, что здесь все та же компания, что и в Лондоне или в любом другом месте.

– Ты меня удивляешь, Филип. Я полагал, что ты будешь рад-радешенек попасть сюда.

– Отнюдь не так. Все это бессмысленно.

Джозеф недоуменно заморгал.

– Филип, мне трудно поверить в то, что ты говоришь.

– Ты здесь, ручаюсь, по какому-то делу, а не в поисках развлечений?

– В каком-то смысле да. Почему ты спрашиваешь?

– Тебе нравится твое дело, не так ли?

– Да. Я получаю от него огромное удовольствие.

– Я тебе никогда этого не говорил, но я завидую тебе. И всегда завидовал, мне кажется. У тебя есть какая-то цель, ты знаешь, куда тебе надо идти. Даже в детстве ты, казалось, это знал. Одному Богу известно, как это тебе удалось.

– Мое чувство цели не так уж развито, – признался Джозеф, вдруг поразившись своим словам. – Во многих случаях я и сам не знаю, что делаю.

– Нет, ты не понял, что я имею в виду, – возразил Филип, подняв глаза.

Джозеф впервые заметил под ними темные круги.

– Ты волен делать все, что захочешь, видеться с тем, с кем хочешь, идти дорогой, которую выбираешь сам.

Джозеф промолчал, озадаченный откровенностью Филипа.

– Знаешь, Смит, мне очень нравится Констанс. Я хочу, чтобы ты это знал. Что бы там ни было, она мне нравится.

Джозеф с трудом проглотил слюну, произнося:

– Она замечательная женщина, и тебе повезло.

– Повторяю, она мне очень нравится, но она заслуживает другого, а не меня. Лучшего. Она так умна, сообразительна, полна жизни.

– Согласен, – охотно подтвердил Джозеф.

– Ты знаешь, что Виола тоже здесь?

– Нет. Неужели? Я не видел ее.

– Виола здесь и ее противная кузина тоже.

– Абигайль? – спросил Джозеф дрогнувшим голосом.

– Прости, я кое о чем забыл. Дело в том, что Виола и Диши опять помолвлены.

– Опять? Ты думаешь, что на этот раз уже окончательно?

Филип пожал плечами:

– Кто знает? Ну хорошо, я вижу, ты спешишь, и я не смею задерживать тебя.

– Подожди минуту. – Джозеф положил руку на плечо друга. – Что гнетет тебя? Ты приглашен к принцу, у тебя красавица невеста, и ты скоро станешь членом парламента. Но я никогда еще не видел тебя в таком удрученном состоянии. Не надо притворяться, я слишком хорошо тебя знаю. Я не видел тебя таким несчастным с того дня, когда Скаффи Уильямс сломал твою крикетную биту.

Филип даже не улыбнулся.

– Расскажи, что с тобой, – настаивал Джозеф.

– Черт побери, – хрипло выдохнул Филип. – Я не хочу быть здесь, не хочу жить по указке матери. Хочу быть свободным и совершать собственные ошибки.

– Тогда сделай это.

Филип горько рассмеялся:

– Думаешь, это так просто?

– Конечно, не просто. А разве сейчас тебе легко? – Филип покачал головой. – Ради Бога, Филип. Послушай меня. Ты должен делать все, чтобы быть счастливым. И у тебя есть пока время осуществить свои мечты. А они у тебя есть, я знаю. Не позволяй им увянуть, превратиться в шелуху. Иди своей дорогой.