меня? Ты не обязан этого делать.

– Вы неправильно меня поняли, мэм. Ваш сын – единственный, кто может нам сейчас помочь найти девочку. Вы помните ее? Дочка ваших соседей, Темплтонов. Он должен сосредоточиться. Кира Темплтон сейчас была бы ровесницей Зака. Это понятно?

Мальчик настороженно кивнул, а затем прошептал:

– Ну… у нее был более округлый подбородок, не такой заостренный, я думаю.

Портретист вздохнул и сдался, бросив карандаш вместе с другими на стол. Он встал и попросил агента проводить его к выходу.

– Агент, поймите. Ребенку трудно рассказать подробности того, что было для него несущественным. Это совсем не похоже на то, как жертва пытается опознать преступника, понимаете? В момент нападения мозг под напряжением работает с необычайной скоростью, и память, будто фотоаппарат, способна вычленить все мелкие детали для составления фоторобота. Но без этого напряжения… Мне жаль, но это нормально, что мальчик плохо ее помнит. Все, что мы нарисуем, будет смесью его воспоминаний с воображением, особенно сейчас, когда он думает, что чем скорее он скажет, что это была она, тем скорее сможет вернуться домой.

– Марк… это все, что у нас есть, понимаете? Этот мальчик единственный видел женщину, которая похитила Киру Темплтон. Я не могу позвонить родителям и сказать им, что фоторобот недостоверен. Я не могу. Это действительно выше моих сил.

– Другого выхода нет, агент. Я никогда раньше не сталкивался с делом, где детали настолько противоречат друг другу. Сколько раз он менял подбородок? А структуру прядей? Блондинка с вьющимися волосами. Вот все описание. Больше мы ничего не знаем. Остальное – догадки. Никаких особых примет, никаких необычных черт лица. Когда я нарисовал острый подбородок, он сказал, что все верно. Потом я округлил его, и он сказал, что все верно. Затем я снова сделал его острым, и он ответил, что это идеально. Он даже не помнит форму солнцезащитных очков. Это чушь, агент. Это недостоверный портрет, говорю вам это прямо сейчас. Я не знаю, что вы скажете семье, но это никуда не годится.

– Черт… – единственное, что мог ответить Миллер. Он посмотрел на часы – они провели в комнате уже шесть часов, никуда не продвинувшись. Обычно эта процедура занимала от силы час-полтора, а значит, что-то было не так. Агент подошел к двери комнаты и помахал родителям, которые стояли рядом с сыном, что-то шептали ему и гладили его по волосам. Отец вышел из комнаты и заговорил, прежде чем Миллер успел это сделать.

– Мы уезжаем, агент. Это бессмысленно. Зак устал и больше ничего не помнит. Мы действительно хотим помочь, бог свидетель, мы знаем, что такое гражданская ответственность, но… – Поколебавшись, он продолжил: – Но это не наша дочь. Мы должны заботиться о своих собственных детях, агент. Мир – ужасное место, и мы должны защищать друг друга. Мой сын больше не может. Если он захочет повторить завтра или в другой раз, мы попробуем, но на сегодня с Зака хватит.

Миллер со вздохом вынужден был признать, что по-прежнему блуждает в потемках, но теперь он в довесок получил дополнительное видеосвидетельство, что не смог найти маленькую девочку, и ровесника Киры, плачущего в одной из комнат офиса ФБР.

– Я понимаю, мистер Роджерс. Уже поздно. Я очень ценю усилия Зака и его желание помочь. Я позвоню вам, если еще что-нибудь понадобится. Не волнуйтесь.

Он проводил их до дверей здания и попрощался с мальчиком, погладив его по волосам. Миллер попросил, чтобы кто-нибудь из агентов отвез семью домой, но никто не согласился, и ему пришлось еще раз извиниться. Затем он направился к своему рабочему столу на третьем этаже, думая о том, как все усложнилось. Мужчина включил экран компьютера и несколько секунд молча сидел, закрыв лицо руками.

– Тебе звонила та пронырливая журналистка из «Пресс», – сообщил коллега, усатый мужчина на несколько лет моложе Миллера, но выглядевший почти на десять лет старше. Агент Спенсер был заметной фигурой в отделе ФБР по розыску пропавших без вести, но не из-за особых талантов или способности распутывать сложные дела, а потому, что ему посчастливилось заниматься чередой дел со счастливым концом. Он получил прозвище Талисман, потому что всякий раз, когда ему поручали поиски пропавшей девочки-подростка, она обнаруживалась через несколько дней в доме своего парня, или, когда речь шла о ребенке, оказывалось, что один из родителей нарушил совместную опеку. Он был своеобразным магнитом для дел, где разыскиваемый волшебным образом появлялся в другом штате, потому что сбежал с новым партнером или второй семьей в другой конец страны. Миллеру же, хоть он и был компетентным и решительным агентом, который всегда работал сверхурочно, досталось подряд несколько дел, которые зашли в тупик.

– Она позвонила сюда, напрямую?

– Да. Я взял трубку и сказал, ты перезвонишь. Что ты занят фотороботом.

– Она единственная в своем роде.

– Горячая штучка?

– Я не об этом, идиот. Я имею в виду, она единственная, кто до сих пор не прекратил поиски девочки. Возможно, нам от нее будет толк.

– Нам? Ты бредишь, Бен. Не впутывай меня в историю с этой девочкой. У меня безупречный послужной список. Я не хочу его запятнать. Если буду продолжать в том же духе, возможно, однажды стану твоим начальником.

Миллер фыркнул, потому что знал: это всего лишь слепая удача. Агент Спенсер не нашел бы в темноте собственные яйца, но Миллер держал свои мысли при себе, зная, что начальство смотрит только на коэффициент раскрываемости, а у Спенсера он был стопроцентным, так что не исключено, что однажды ему действительно придется отвечать перед ним.

Телефон на столе зазвонил снова, и Миллер попросил Спенсера молчать.

– А вот и она. Жду от тебя потом подробностей. Она красотка, даже по голосу слышно.

Миллер поднял трубку, надеясь, что Мирен этого не слышала.

– Агент Миллер, у вас есть новости? – ровным голосом спросила девушка. За годы работы в «Пресс» и плотного сотрудничества с полицией, адвокатами и компаниями, деятельность которых она расследовала, Мирен Триггс научилась понимать, когда можно надавить, а когда стоит быть более обходительной. В деле Киры было понемногу и того и другого. Журналистка явно хотела найти девочку и не мешать расследованию, но она также знала, что ее положение в «Пресс» позволяет ей вмешаться, прежде чем опубликовать смелую статью. Ранее она согласилась повременить с разглашением содержимого видеозаписи, но после разговора с родителями тем утром выяснилось, что соседский ребенок видел того, кто принес кассету. Это меняло темп расследования. Фоторобот распространился бы среди СМИ, как лесной пожар, и, возможно, его публикация помогла бы