до беспамятства. Ему потребовалось время, чтобы научиться пить дома, в 2003 году он сорвался и был арестован – как раз в тот год они получили первую кассету. После этого эпизода Аарон старался контролировать эти порывы в четырех стенах. Незадолго до Дня благодарения он шел в супермаркет и закупался дешевым пойлом, как будто готовился к урагану, и пил до тех пор, пока водка не выступала на его глазах слезами. Его организм постепенно научился перерабатывать алкоголь до такой степени, что на следующий день он просыпался лишь с легким похмельем и хрипотой, да и ту снимал двойным эспрессо на завтрак. Ритуал повторялся ежедневно с момента начала отпуска вплоть до дня рождения Киры, когда Аарон прекращал пить, чтобы присоединиться к Грейс и несколько часов вести себя как примерный семьянин, которым он когда-то был.

– Как думаешь, что теперь будет? – неуверенно спросила Грейс.

– Не знаю, – прошептал он. – Я только надеюсь, что с Кирой все в порядке.

Глава 28

Есть люди, которые могут держать в голове две противоречивые мысли, если это позволяет им не сойти с ума.

1998

Место неизвестно

Белый диван, на котором сидела Айрис, контрастировал со стенами – те были оклеены обоями синего и оранжевого цвета с повторяющимся цветочным узором. Напротив нее, по другую сторону стеклянного стола со стеклянными же вазами, Уильям размашисто шагал из левого угла в правый, пытаясь сдержать нервное напряжение из-за того, что они только что сделали.

– Уилл, девочка зовет мать. Это нехорошо. Она плачет уже два часа подряд. Давай исправим все. Мы еще успеем, – умоляла Айрис, не сводя глаз с мужа.

– Заткнись и дай мне подумать, – прошипел тот, не глядя на нее.

– Уильям, послушай, мы можем остановить это. Давай вернемся в центр и оставим ее там. Нас никто не заметит.

– Ты в своем уме? Нас увидят и посадят за попытку похищения. Мы обрезали ей волосы и переодели ее, чтобы увести, Айрис! Теперь ты жалеешь об этом? Теперь? Теперь уже нет пути назад. Ты должна была сказать «нет» тогда. Какого черта ты тогда молчала? Тебя все устраивало. Ты, как обычно, промолчала. Я всегда принимаю решения, а ты… ты просто соглашаешься. Порой я не понимаю, человек ты или камень.

– Я не знала, что ты собираешься делать, бога ради. Как я могла знать, что мы заберем ее?

– Вот только не надо лгать.

– Она была одна, и я хотела защитить ее. Девочка потерялась… и… Я просто увела ее подальше от этой суматохи – Айрис сделала паузу, пока мысли перескакивали с одного на другое. – С ней могло что-то случиться!

– А почему ты купила детскую одежду в магазине, когда я об этом попросил? Если мы вернемся, это будет первое, о чем тебя спросят. И что ты тогда ответишь? Ты сможешь объяснить полиции, почему ты подстригла чужого ребенка и сменила ему одежду? Я скажу тебе, что они на это ответят: «Попытка похищения»!

– Не знаю, Уилл. Я не знаю, почему я промолчала. И это не я остригла ей волосы. Это был ты!

– Я сделал то, что должен был, Айрис. Я хотел сделать тебя счастливой. Разве не это ты всегда говорила? Что ты хочешь семью? Что ты хочешь читать сказки своему сыну на ночь и качать его на руках, когда он безутешен?

– Но не так, Уилл! Мы не можем оставить этого ребенка. Она не наша. Ты с ума сошел? Я хочу быть матерью, но не такой ценой.

– Айрис, послушай меня, это то, о чем мы всегда мечтали. Это подарок небес. Мы не можем от него отказаться. Ты понимаешь? Лучший подарок, который когда-либо преподносила нам жизнь. Сколько лет мы пытались? Сколько?

– Небес? Подарок небес? Ты вышел из дома с ножницами, Уилл. Это и был твой план.

– Да, ну и что?

– Что значит «ну и что»? Ты предложил пойти на парад, сказав, что это наша возможность помечтать, представить, какой была бы наша семья, будь у нас дети. Ты ведь уже тогда об этом задумался? Ты с самого начала хотел забрать с парада какого-нибудь ребенка. Скажи мне правду, Уилл.

Он ответил не сразу.

– Я не думал, что это будет так просто, Айрис. Клянусь. Это просто была абсурдная идея. Я больше не могу выносить столько выкидышей. Я не могу больше смотреть, как ты страдаешь, понимаешь? Восемь выкидышей подряд!

Рука Айрис дрожала, ее переполнял страх. Она посмотрела в сторону двери в конце коридора, откуда доносились крики Киры, приглушенные деревом. Дверная ручка сияла, и Айрис не отрывала от нее взгляд дольше, чем требовалось.

– Айрис, выслушай меня. Помни, что сказала доктор Эллис. Мы не сможем иметь детей. Это факт. Мы не сможем. Твое… твое тело не…

– Она никогда такого не говорила, Уилл. Она просто сказала, что мы должны рассмотреть другие варианты. Что многие пары усыновляют детей и они счастливы.

– Ради бога, Айрис. Ты себя слышишь? Разве это не то же самое, что сказать тебе, что ты не можешь иметь детей? Я попросил доктора, чтобы она смягчила удар, но ты явно не умеешь читать между строк.

Плач Киры за дверью зазвучал громче.

– Айрис, соберись уже. Твои чертовы яичники не работают, а матка уже отвергла восемь попыток ЭКО. Мы не можем иметь детей. Вернее, ты не можешь. Я-то могу иметь их от другой женщины.

– Ты сукин сын, Уильям. Ты гребаный сукин сын.

– Мы вместе, Айрис. Я сделал это ради тебя.

– Ради меня? Я никогда не просила тебя похищать ребенка, Уилл. Я просто… Я просто хотела быть матерью.

– И теперь ты ею стала, понимаешь? Мы наконец-то стали родителями прекрасной малышки, и все будет так же, как если бы она была нашей собственной. Мы будем узнавать ее понемногу, выяснять, что ей нравится, что заставляет ее смеяться, успокаивать ее, когда она плачет, Айрис. Мы сможем вырастить ее как нашу дочь, с любовью, здесь, дома, дорогая.

Айрис помнила каждую провальную попытку. Помнила радость, озарявшую ее лицо, когда новости были хорошими, а потом, недели спустя, – капли крови в воде унитаза. Она помнила каждую чистку, каждую тщетную подсадку эмбриона, который ее организм изо всех сил пытался отвергнуть. Страховка покрыла только первую попытку, после чего им приходилось все глубже залезать в долги, чтобы оплатить гигантские медицинские счета. Она помнила лицо директора страхового офиса: серьезный темноволосый мужчина вел себя с Айрис так отстраненно и холодно, что она