Лола кивнула и отпила из стакана.

– Короче, я с ним ушла, а Ашот обиделся. Пришлось мнеместо новое искать. Хорошо, устроилась в Союз художников. Люди вежливые,обходительные, меня ценили, я ведь правда у Ашота очень хорошо кофе варитьнаучилась. Да и порядок у меня был, цветочки всегда… Ну с Антоном, конечно,жизнь нервная, бабы на нем так и виснут, что ни день – то новая…

Лола печально кивнула, и Лариса, минутку помолчав,продолжила:

– А тут он по работе своей в Германию укатил, сперва именя обещал взять, да обманул, конечно. И привез он оттуда стерву эту немецкую,Монику… Ну, это я тебе скажу, фашистка, другого слова не подберешь! Чуть что –в морду! Ну я понимаю там в волосы вцепиться, ногти в ход пустить – бывает, я исама могу, но эта сволочь всякие, блин, единоборства знала, так меня пару разтак отметелила – пришлось дома отлеживаться, встать не могла… И главное,поженились они с этой гестаповкой! Он-то, Антон, все твердил: такие, говорит,как я, не женятся! А как подцепил богатую, сразу женился… у нее папаша какой-тотам миллионер настоящий… Да ты же это лучше меня знаешь!

Лола кивнула, и Лариса продолжила свой рассказ:

– Я, конечно, держусь в сторонке, а только мне худо,как будто на игле сидела и дозы не достать. Маюсь, маюсь, и вдруг Антон самзвонит – так и так, разбилась моя Моника вдребезги, приезжай меня пожалеть… Нуне козел ли? Какая бы она ни была, но все-таки жена, и померла только что, даеще как страшно, а он тут же другой бабе звонит, чтобы приехала и пожалела…Пожалела! Сама понимаешь, у него на все про все одна жалость – в койку! А я-то,дура, и рада – соскучилась… И снова все пошло по заведенному. Расследование,конечно, было смерти этой Моники, да только все чисто оказалось –действительно, ехала одна, поддатая сильно была, вот и врезалась в дерево!Небось привыкла там у себя в Германии по хорошим дорогам ездить, сука! –Лариса перевела дух, выпила еще и продолжила: – Кремировали ее, и тут вдругприезжают из Германии папашины представители. Антон перепугался, потому что внашей милиции не то чтобы прямо говорили, что это он к смерти богатой женыручку приложил, но косо посматривали. И тут вдруг немцы приперлись, какоказалось – денежные вопросы решать. Папаша-то Моникин не промах оказался, икогда дочка в Россию лыжи навострила, он ее жизнь на всякий пожарный случайзастраховал. На два миллиона!

– Ни фига себе! – без удивления констатировалаЛола, она и так это знала.

– Вот именно. И, естественно, папочка от большого горязахотел эти денежки получить. Значит, приезжают двое хмырей немецких, трясутперед Антошей бумагами и рассказывают о страховке. Этот дурень не знает, чтоделать, – радоваться или от страха трястись, потому как на него теперь точноубийство повесят, если докажут, конечно. И тут немцы ему вежливо сообщают, чтоон может отдохнуть от мысли о деньгах, потому что ничего ему с той страховки непричитается. Бумагами трясут, контракты какие-то подсовывают. Антон, знаешь,хоть и полный дурак, но по-немецки понимает, от Моники своей научился.Просмотрел он бумаги и послал этих немцев подальше. Знать, говорит, вас всех нежелаю, и передайте тестю моему бывшему, что жизнь с его дочерью я вспоминаю какстрашный сон.

А мне еще похлеще сказал: все, говорит, вы стервы, и большеникогда в жизни не женюсь, лучше удавлюсь!

– Интересно, а ты-то при чем! – возмутилась Лола.

– Я ему тоже так сказала, и еще много всего, в общем,поругались мы, и я решила характер выдержать, тем более что у него на работеодна такая… стала на Антошу вешаться.

– Брюнетка, Викой звать? – небрежно спросила Лола.

– Точно, – Лариса не удивилась Лолинойосведомленности, просто кивнула, потом снова заговорила: – Только немножковремени прошло, недели три, может, месяц, и я на работе у себя, в Союзе этом,зашла наверх, на выставку – там девица одна мне свитер хороший обещала, ну ивдруг смотрю – фотография висит, а на ней немка эта, Моника… хоть лица невидно, но я ее сразу узнала – и фигура, и космы ее рыжие, и главное – у нее родимоепятно такое, вот тут, – Лариса ткнула пальцем Лоле в плечо, – вродекак звездочка четырехконечная…

– Ты-то откуда про это пятно знала?

– Да уж знала… – Лицо Ларисы затянулось пеленойвоспоминаний. – Пришла однажды, у меня еще свой ключ был, а они в постели…ну тогда мы с ней подрались! Мне, правда, больше досталось, но и ей перепало.Короче, я сначала так просто уставилась на эту фотку, что свою подругу любезнуюувидала, а потом до меня дошло – мать честная, да у нее же в руке журнальчикиюльский, а она в июне расшиблась… А тут стоит, шлюха немецкая, в чем матьродила, жива-живехонька! Тут меня такая злость разобрала – выходит, все она,гестаповка эта, нарочно подстроила, вместо себя дуреху какую-то в машинесожгла, наверное, из-за страховки – в кино и в книжках всегда такие вещи из-застраховки устраивают. А может, просто хотела от папашки своего немецкогосмыться или еще что-нибудь в этом роде. Ну, короче, думаю, не сойдет тебе этотак, испорчу тебе всю малину! Взяла фотоаппарат, щелкнула эту стерву прямо настенке и послала фотографию папе-миллионеру – пусть сам со своей доченькойразбирается.

– Откуда ты его адрес взяла? – спросила Лола.

– Визитку нашла как-то у Антона. Там все, конечно,по-немецки написано, но я просто буквы переписала с визитки и послала… Я ведькак рассуждала? Конечно, лучше бы этот снимок в страховую компанию послать,чтобы там поняли, что мошенничество произошло. Но откуда я знаю, куда? И потом,в голове у меня не укладывается, что отец мог родную дочь на смерть послатьиз-за денег. Нет, думаю, тут другое что-то. Пускай, думаю, папашапризадумается. Ну а если не станет он реагировать, я что-нибудь другоепридумаю. А сама на всякий случай меры приняла. Встретила в союзе фотографатого, кто ее снимал. Алкаш тот еще, Славка Расторгуев. Я его и спросила, где онее видел и когда. Так спросила, вроде мимоходом. Кофе хорошего сварила,коньячку налила. Он и давай трепаться.

– Ну-ну, теперь, пожалуйста, поподробней! –послышался голос Маркиза, который появился на веранде, одной рукой потираязатылок, а в другой руке держа совершенно расслабленного Пу И.

– Ленечка, зачем ты встал? – всполошиласьЛола. – Тебе нельзя, вдруг сотрясение мозга?

– Со мной все в порядке, – грозно сказалМаркиз, – и хватит об этом. Продолжай и ничего не опускай, никакихмелочей, – обратился он к Ларисе.

– Увидел он эту девку на одной крутой даче, –продолжала Лариса, – а попал туда совершенно случайно, по пьяному делу.

– Когда это было? – перебил Маркиз.

– Точную дату он, естественно, не помнил, а сказал, чтопримерно в середине июля.

– Чья дача?

– Он знать не знал, и в голове ничего неотложилось, – призналась Лариса.

– Как на дачу попал, хоть помнил? – не отставалМаркиз.

– Я тоже к нему привязалась, он даже удивился – мне-токакой интерес? Но коньячку я ему подливала, так что Славка честно старался всевспомнить. Значит, был он в тот вечер при деньгах и зашел выпить в «СобакуБаскервилей». Так себе кабак, средней руки, но относительно приличный. Славка, когдапри деньгах, норовит не в забегаловку идти, а в приличное место. Сидит себе,пьет, закусывает, и вдруг входит давний его знакомый Левик Мкртчян.