Ребенок не был виноват в оскорблении, какое онпредставлял для нее. Его маленькое сердечко было горячо привязано к ней, когоон считал своей матерью, несмотря на холодность и равнодушие, с каким онаотносилась к нему со времени исчезновения Ольги.

Колеблющимися шагами направилась Ксения вкомнату Бориса и склонилась над его кроваткой. Ребенок крепко спал. Невыразимаягоречь сдавила сердце молодой женщины.

«Бедное создание! — думала она. — Ты невиноват в обмане, посредством которого занял место в моем сердце и в моем доме.В этот час разлуки навсегда я не отниму у тебя то, что дала добровольно. Я будумолить Господа, чтобы Он сохранил тебя и поддержал на пути добра, чтобы Он недопустил заразить твое сердце и сделать из тебя такого же бесчестного человека,каков твой отец».

Молодая женщина положила на минуту руку накудрявую голову мальчика, и горячая слеза скатилась на его щеку.

Ребенок точно почувствовал эту ласку,заволновался и, протянув к ней ручки, пробормотал:

Мама!

Ксения Александровна, быстро отступив назад,выбежала из комнаты. Слово «мать» всегда, как ударом ножа, поражало ее сердце.Ее несчастный ребенок не мог уже называть ее этим нежным именем. Ничья рука неласкает головку ее бедной малютки и вместо кровати с кружевными занавесками ейпостелью, может быть, служит грубая соломенная подстилка.

Очутившись на улицах Москвы, КсенияАлександровна почувствовала острую боль. Подобно вырванному с корнем дереву,увлеченному бурным потоком к неизвестной цели, она возвращается сюда, где выросла,чтобы начать жизнь, полную борьбы и труда и лишенную всех радостей и надежды.

Приемный отец ее был дома. Нежная, хотя испокойная радость, с какой он принял ее, благотворно подействовала нараздраженную душу молодой женщины.

Леон Леонович сильно постарел. Причиной же егомолчания была серьезная болезнь.

С глубоким искренним участием смотрел он напохудевшее и расстроенное лицо своей приемной дочери. Когда же последняя хотеларассказать ему о событиях, приведших ее к нему, и о своем намерении искатьзанятия, Леон Леонович перебил ее и просто заметил:

Дорогое дитя мое! Отложим до завтрашнего днявсе серьезные разговоры. Ты возвращаешься под отцовскую кровлю — это твоеправо, и не требуется никаких объяснений. Твой вид достаточно ясно доказывает,что важные причины заставили тебя покинуть Петербург. Ты мне скажешь их, когдаотдохнешь и успокоишься.

Твои девичьи комнатки сохраняются в том жевиде, в каком ты их оставила. Старуха Катерина отнесет туда твой багаж. Ты жезакуси, а потом иди отдохнуть.

Взволнованная и признательная Ксенияпоцеловала руку старика, но Леон Леонович неожиданно привлек ее к себе ипоцеловал в лоб.

Бедное дитя мое! Ты тысячу раз желанная здесь.Я буду счастлив, если ты можешь остаться у меня и . захочешь украсить своеюлюбовью конец моих дней. Проникнись же хорошенько тем убеждением, что ты здесьу себя, что тебе незачем куда-нибудь идти и что только твое собственное желаниеможет разлучить нас.

Трудно описать чувства Ксении, когда онавступила в свою прежнюю, чистую и кокетливую комнату, где шесть лет тому назадона предавалась радужным мечтам, увы, так скоро разбитым. Ее невыразимотронуло, что ее приемный отец сохранил эту комнату в неприкосновенном виде.Мало-помалу она начала успокаиваться, страшное напряжение ее нервов разразилосьблагодетельными слезами, и она уснула глубоким, укрепляющим сном.

На следующий день Ксения была уже гораздоспокойнее. Когда после завтрака Леон Леонович увел ее в свой кабинет, молодаяженщина, не слишком волнуясь, рассказала ему причины своего бегства и показалаписьмо Юлии.

Все, что я узнал, только подтвердило моидавнишние предположения, о которых я не хотел говорить тебе, — заметил ЛеонЛеонович, с отвращением складывая послание Юлии Павловны.

Затем, устремив на Ксению проницательный взор,он спросил:

Скажи мне откровенно, дитя мое, любишь ли тыеще Ивана Федоровича?

О! Нет, нет! Я ненавижу и презираю его, —вскричала Ксения, дрожа всем телом.

В таком случае, надеюсь, ты предоставишь мнеполную свободу действий, чтобы освободить тебя от этих недостойных уз. Я толькоупрекаю себя за то, что дал разрешение на этот брак; теперь же я считаю, чтонастала удобная минута расторгнуть его.

Ты хочешь начать процесс о разводе? Подумайтолько, какой это вызовет скандал! — сказала, бледнея Ксения.

Я постараюсь, чтобы это дело вызвало как можноменьше шума. Это также в интересах самого Герувиля. Если же мы пропустимнастоящий случай, то ты на всю жизнь останешься в зависимости от этогочеловека. Или ты думаешь, что он не захочет дать тебе свободу?

Если он сделает это, то только по злобе, таккак он никогда не любил меня, и мое присутствие только стесняло его, — сгоречью ответила Ксения.

Я сам поеду в Петербург и переговорю с твоиммужем. Когда он возвратится?

Через три недели.

Отлично! А пока мы устроимся здесь. Тебенеобходимо нанять камеристку и кухарку. Моя старая Катерина хочет уйти вбогадельню. Кстати, камердинер твоего мужа согласится перейти на службу ко мне?Он человек старательный и очень нравится мне; я ему дал бы такое же жалованье,какое он получает у вас. А так как его жена была всегда твоей горничной, то тыбудешь иметь при себе знакомое лицо. У нас здесь есть свободная комната,заваленная старыми инструментами и бумагами; ее можно будет освободить и отдатьим.

Отличная мысль! Я убеждена, что Иосиф с Дашейс радостью приедут сюда. Это я устроила их брак и крестила их дочь. Оба ониочень привязаны ко мне. Кроме того, Иосиф очень обижен тем, что Иван Федоровичвзял с собой камердинера-француза, а его, так сказать, отстранил на второй план.Я сегодня же напишу Даше.

Месяц спустя приехали Иосиф с Дашей. Онирассказали, что Иван Федорович приехал в самом прекрасном расположении духа.Когда же он узнал об отъезде жены и прочел оставленное ею письмо, то пришел встрашную ярость. Иосифа, заикнувшегося о своем отказе от места, он кулакамивытолкал вон и в тот же день выгнал его с Дашей из дома.

Позже, раздевая барыню, Даша рассказала ей,что Борис был очень несчастлив, плакал о своей маме, звал ее и непременно хотелехать к ней. Когда же мальчик устроил такую же сцену при барине, последнийпобледнел от ярости и надавал ему тумаков. Отчаянный плач ребенка былопоследнее, что видела и слышала Даша в доме.

Несколько дней спустя Леон Леонович уехал вПетербург, и его переговоры с Иваном Федоровичем привели к желанномурезультату.

Ксения Александровна уже давно надоела ИвануФедоровичу. Вечная грусть молодой женщины действовала ему на нервы. Своемубрату, если ему даже и нравилась Ксения, он уже не устраивал злой шутки,удерживая ее при себе. С отъезда Ричарда прошло уже столько лет, что он давнозабыл ее. Сам же он жаждал свободы, чтобы снова начать холостую жизнь, нестесняясь присутствием жены.