Собрав волю в кулак, я смог успокоится. Присоска на шее не даёт покоя. И как о ней не думать?

— Как ты здесь оказался, Угрх? — тихо спросил я.

Медведь наконец-то освободил меня от своих непоколебимых объятий. Лениво махнув рукой на Бокова, он ответил:

— Случайная встреча. Я просто шёл и наткнулся на вас. Было это две ночи назад.

Рядом со мной сел Андрюха. Угрх одной лапой сменил моё горизонтальное положение на сидячее. В руки мне вручили кружку с чем-то тёплым и приятно пахнущим. Сделав глоток, я оценил напиток: вкусный, слегка сладковатый, отвар из трав. Прежде ничего такого не пробовал.

Противный шлепок в районе шеи. Ничего не почувствовал. Угрх ловким движением когтя освободил меня от потребности терпеть присутствие сосущего чуда-насекомого. Увидев жуткого слизняка с присоской в районе брюха, я обрадовался. Мало приятного, когда такая хрень к твоей шее присасывается. Даже тот клещ, которого называют ядовитый шквор, и которого оторвал Андрюха, был не так страшен.

— Угрх нашёл нас, — сказал Андрюха. — Пусть не прибедняется. Но перед этим я почти трое суток сидел в лесу и ждал пока ты загнёшься. Еще этого караулил, — он показал пальцем куда-то в темноту пещеры. — Ты америкосу здраво ногой засадил, Никита. Сотряс и потеря памяти. Сделал из взрослого мужика ребёнка. Как я настрадался!

— Да не преувеличивай! — Угрх отвесил Андрюхе по лбу ленивую оплеуху.

Боков, получив неслабое ускорение, отлетел на полтора метра и приземлился на спину почти в костёр.

— Извиняюсь, — тут же сказал медведь и с невероятным проворством бросился к Андрюхе и поставил его на ноги. — Переусердствовал малость. Не рассчитал…

— Долбаный шерстяной переросток! — начал ругаться Андрюха, потирая одной рукой спину, а другой задницу. — Если у тебя сил дохрена, то это не значит, что можно обижать слабых! Ты, любитель медовухи, совсем ополоумел? Я так-то человек, если забыл!

— Я же извинился… — тихо прорычал Угрх, слегка сгорбившись. — Извини меня, человеческое дитя. Я больше не буду.

Однако славно они поладили. Не думал, что всё будет так.

Мне налили вторую порцию отвара. От первой по телу разливается приятное тепло и появляется лёгкость. На шее имеется огромная дыра, будто там был здоровенный чирей, который совсем недавно созрел и из которого выдавили гной. Впрочем, так оно и есть. От укуса ядовитого шквора, а точнее от его яда, на моей шее начал развиваться обширный абсцесс. Обошлось.

— Не расскажешь, как всё было? — спросил я Андрюху, потягивая отвар и наслаждаясь пламенем костра. Жизнь не так плоха, как о ней говорят. Давно я так не отдыхал.

— Только подробно рассказывай, — добавил я. — А потом пусть Угрх расскажет. Что-то подсказывает мне, что появился он не просто так. Да, Угрх?

Медведь пожал плечами и промолчал. Андрюха бросил на него злобный взгляд, затем более спокойно посмотрел на костёр и начал рассказывать:

— Я вытащил из твоей шеи ядовитого шквора, и ты потерял сознание. То, что его зовут шквором, мне сказал Угрх. Мы его называли яд-клещ. Они двух видов бывают: безобидные и ядовитые. Первые часто встречаются. Попьют кровушки и отпадают. Вторые — редкое явление. Если человек теряет сознание в течении пяти минут, то это значит одно — клещ ядовит. И это не безобидный земной энцефалит. Это летальный исход в девяносто девяти процентах, как говорит местная статистика. Как лечить человека от этого яда медицина пока не знает.

Ты лежал на земле и постепенно умирал, Никита. Местные насекомые пытались сожрать тебя, но я им не позволил. Ещё этот Стенли, которому ты по голове заехал. Очнулся и начал орать. Еле успокоил, предварительно пару раз начистив рожу. Я же не знал, что он памяти лишился. Думал придуривается.

На третий час после перестрелки начали подтягиваться хищники. Запах крови их приманил. Я собрал с трупов всё ценное и позволил зверью сделать грязное дело. Трупам безразлично, как их упокоят. Звери с задачей упокоения справляются отлично.

Стенли, спасибо ему, хоть и лишился памяти, но помог мне. Сперва мы искали место для обустройства временного жилья. Ты, Никита, помирал. У тебя поднялась страшенная температура. Я не решился бросить, потому что знал, что бывали единичные случаи выживания от укуса яд-клеща. Я решил подождать. Если бы загнулся — то похоронил бы.

Жильё обустроили внутри ствола огромного дерева. Раньше там жил какой-то крупный хищник. Дупло метрового диаметра, можешь представить? Пришлось сильно постараться, потому что насекомые не хотели просто так покидать дерево. Часа четыре я выкуривал дерево, сжигая травяные веники. Методом тыка нашёл траву, от дыма которой сваливают все. Даже люди. Настолько он едкий.

К утру следующего дня у нас было жильё и куча снаряжения. Погоня, сам понимаешь, не на легке за нами шла. Опасался второй погони, но её не было. Обошлось…

Почти трое суток мы просидели. Стенли караулил тебя, а я добывал еду и воду. Бредил ты, Никита, сильно. Постоянно кричал. Войну вспоминал. Я колол тебе антибиотики, найденные в рюкзаке одного из убитых парней. Я вливал в твой желудок воду, потому что знал, что можешь умереть от обезвоживания. Я почти отчаялся. На третий день начал поиски места для могилы. И даже вырыть её на пол метра успел…

Андрюха замолчал. Придвинулся по ближе к костру и начал разглядывать красиво пляшущие языки пламени…

Я посмотрел на медведя и сказал:

— Твоя очередь рассказывать.

Угрх, рыкнув, начал:

— Я покинул пещеру, в которой мы встретились, двенадцать ночей назад. Путь взял на Черногорье, как вы его называете. Мы же зовём это место горами Смерти. Что-то позвало меня туда. Собрался и отправился в путь.

Я посмотрел на стоящий у стены пещеры здоровенный рюкзак медведя. Сделал он его сам, не сомневаюсь. Из плотной кожи какого-то зверя сделал. Литров на сто пятьдесят рюкзак, не меньше. Такому гиганту, как Угрх, такая мелочь спину точно не надорвёт.

— Человеку никогда не понять нас, — продолжил Угрх. — Мы существуем в гармонии с этим миром. Что-то позвало — надо идти… На десятую ночь я проходил по лесу и почувствовал запах смерти. Человеческая смерть пахнет долго и сильно. Для вас это странно. Для меня тоже. Не могу понять, как столь отвратительный запах может остаться незамеченным?

Умирающий человек тоже пахнет. Болью и гнилью. Твой запах я почувствовал, Никита. Его я запомнил в пещере. Встретив человека или любое другое живое создание хотя бы раз, мы до конца жизни помним его. Это другой запах. Так пахнет то, что вы называете душой.

Отыскать тебя мне не было трудно. Я помню, что в твоей душе нет черноты, которая есть у многих других людей. Я не мог пройти мимо. Ты умирал.

Твой друг и человек без памяти сильно испугались. Я внушил им, что не сделаю плохого. Время утекало. Медлить было нельзя…