Они не двинулись с места.

– Не вздумай, – прошептал Сафэн.

Я усмехнулся. Ангел не зря боится. Я обниму Таню, поцелую и этим убью. Она перейдёт в мои объятия тёмная, как сама ночь, и сразу после этого нас заберут те самые черти, которые ждут в саду. Её – в глубокую ночь, меня в тонкую, как и всех убийц. Ронахт будет в восторге.

– Я этого не сделаю, – прошептал я.

Я причина её горя, её темноты и смерти. И я больше не отниму ни секунды оставленного ей времени.

Сафэн смотрел на меня ещё мгновение, но всё-таки кивнул. Поверил мне.

Ангелы растаяли в сумрачном воздухе. Я повернулся к Тане. Можно было сказать, что она спит, если бы не её темнота. Во сне она должна была сверкать. Именно так я мог бы найти её потом.

Всё дело в этом свете, живущем в каждом существе. Каждый рождает и набирает свою неповторимую радугу цветов и оттенков, под многими слоями себя, а когда умирает, когда освобождается от внешней оболочки, свет изменяется. Последняя вспышка прижигает его, делает другим. Поэтому живой человек и освобождённый имеют абсолютно разное сияние. Даже зная изначальное сияние, найти его обладателя потом почти невозможно. Всё равно, что искать человека по фотографии сорокалетней давности.

Только если Таня останется жить, только тогда, даже через много лет, я смогу увидеть её из верхнего света, смогу найти её и прийти за ней. Но она умирает, а я даже не буду знать, удалось ли ангелам спасти её от глубокой ночи.

Моё отчаяние всколыхнуло черные облачка. Они снова зашевелились, стягиваясь под потолком. Я поднялся. Надо выйти на улицу, справиться с отчаянием. Иначе я действительно ускорю Таню на пути сюда.

Под кустом в саду дежурил Дени. Пёс постучал хвостом по земле, увидев меня. Ветер спустился, принял форму человека и сел напротив.

– Вот и всё, осталось три часа, – прошептал я.

Ветер молчал.

Я запрокинул голову. Над прозрачным куполом щита плыло фиолетово-чёрное небо. Красивое бесконечно, как и всё здесь. Несмотря на вечную полутьму, царящую в средней тени, она мне нравилась. Странное небо, меняющееся на глазах, тяжёлые облака над головой, деревья, трава и бесконечное течение сверкающего света в каждой жилке зелёных листьев, прозрачность любой преграды, моя собственная лёгкость и невесомость. Даже постоянные обитатели средней тени – грешные души и духи-вампиры вызывали у меня симпатию. А, может?.. Ради сорока дней…

– Что если я останусь? – прошептал я. – Не перейду в верхний свет?

– Ты что?! – возмутился ветер. – Даже не думай об этом. Если ты останешься, лучше от этого не будет никому.

Я это знал. Но во мне говорило отчаяние. Ангелы заботятся о своих подопечных все сорок дней, но ещё до того, как охраняемый уходит в верхний свет, ангелу приписывают нового. У Арима наверняка уже есть какой-нибудь малыш в животе мамы, к которому он периодически наведывается. По окончании моих сорока дней он приступит к исполнению обязанностей в отношении нового охраняемого. И если я остаюсь, мне придётся существовать самому. Без ангела. Без его света и защиты. Может, Арим, конечно, меня и не бросит, но возиться, как сейчас не будет точно. Моё существование станет существованием тёмной души, лишённой своего света и собирающей его по крупицам. Когда закончатся сорок дней Тани, она тоже не захочет уйти. Она останется со мной, чтобы вместе бродить по Земле в поисках света. У меня нет права обрекать её на это, нет права оставить обитать в тени, лишённую покровительства ангела. Нет, я не могу остаться. Это принесёт больше бед, чем я могу себе представить.

Ветер в ожидании смотрел на меня.

– Вик, не надо… – тихо сказал он.

Я утвердительно кивнул, и ветер вздохнул с облегчением. Мы помолчали, каждый погруженный в свои мысли. Мне казалось, что внутри всё тяжелеет и сжимается, не давая дышать. И с каждой, прошедшей впустую минутой, это ощущение всё больше усиливалось. Дени вдруг поднял голову, странно посмотрел на меня. Ветер тоже оторвался от своих размышлений.

– Вик, – позвал он.

Я даже не сразу отреагировал:

– Что?

– У тебя отчаяние.

В моей груди расплывалось большое чёрное пятно. Оказалось, что не казалось, когда я ощутил тяжесть.

– Я позову Арима, – быстро сказал ветер.

– Не надо.

– Вик, это серьёзно! Отчаяние перед самым уходом!

– Справлюсь, – резко оборвал я.

Ветер вздохнул, но всё же остановился.

– Справлюсь, – я старательно дышал, – дай минуту.

– Виктор, с такой чернотой тебя не пропустят, – ветер волновался. – Ты это понимаешь? Тебя остановят прямо у коридора.

– Понимаю.

Я продолжал медленно вдыхать и выдыхать. Помогало, правда, слабо. Пятно стало совсем чёрным, но хотя бы не росло. Чтобы растворить его, мне надо было успокоиться, а я не мог!

– Чёрт! – выругался я в сердцах, бросив пятидесятую попытку. – Если бы только Таня не спала внутри себя! Если бы она вышла во внешнюю тень, ты смог бы протащить меня туда, и мы поговорили бы хоть две минуты.

– Две минуты… – пожал плечами ветер. – Это ничего не изменит. Сколько можно сказать за это время?

Слова Сафэна сами собой всплыли в моих мыслях. Какой-то способ, опасный для Тани. Что он всё-таки имел в виду?

– Ангел пытался мне что-то подсказать, – я взглянул на ветер, – можно пообщаться, если оказаться в одном слое с Таней, но это не в свободном свете и для неё опасно. Ты знаешь что-нибудь подобное?

Ветер задумался.

– В одном слое и для Тани опасно? – наконец переспросил он.

– Вокруг неё и так одна угроза, – вымученно сказал я. – Что может быть ещё опаснее?

Дени как-то странно покосился на меня, а ветер внезапно ответил:

– Есть кое-что.

– И это?..

– Ты внутри Тани.

Ветер сказал это так спокойно, что в первую секунду я даже не понял, что он имеет в виду, а потом до меня дошло так стремительно, что я подскочил до второго этажа.

Таня – тоже пространство, она матрёшка, а внутри матрёшки тоже слои. Оказаться в одном слое с ней я мог только одним способом – войти прямо в неё, в её душу, в её сознание и подсознание. Но если я это сделаю? Ох! Вот и опасность! Даже здесь – я «губка», не могу подойти так, чтобы не впитать несколько капель её света, а внутри? Внутри я буду качать, как пожарный насос. Минута, две максимум моего присутствия внутри Тани и свет её жизни иссякнет.

Я лихорадочно оценивал все минусы этого варианта. Проигрышный во всех отношениях, если не считать одного неоспоримого плюса