ухудшилась на порядок.

– Ночь заканчивается, – сообщил нам ветер.

Таня сейчас дома, спит. Когда проснётся, у неё снова будет приступ боли.

– Я должен быть с ней, – сказал я.

Арим отвлёкся от собственных мыслей, внимательно посмотрел на меня. Нет, такого взгляда я определено раньше не замечал.

– Как ты думаешь Вик, почему? – спросил он.

Я каждый день спрашивал себя о том же. Почему Таня не может смириться с моей смертью? Почему ищет меня ночью на кладбище, ждёт каждый день? Я знал почему.

Чтобы понять и принять расставание, нужно сказать и услышать в ответ: прощай. Тогда кажется, что чувство потери не так велико.

Даже выходя из дома в тапочках, на пять минут, мы произносим: сейчас вернусь. Мы говорим это, не задумываясь, где-то в душе зная, что должны дать это маленькое обещание. Чтобы другие ждали тебя, а ты сам понимал, что тебе есть куда и зачем вернуться. Каждое слово в нашей жизни имеет значение, а я не сказал Тане ничего. Ни о том, что люблю её, ни о том, что не нужно плакать обо мне. И сейчас у меня даже не было возможности объяснить ей, что её смерть разлучит нас окончательно.

– Зачем тебе? – спросил я вместо ответа.

Ангел сидел, глубоко задумавшись.

– Я не могу, – вдруг произнёс он, – не могу сказать тебе напрямую, каким образом можно поговорить с живым человеком из средней тени.

– Что?! – я действительно удивился. – Это возможно?! Арим!

И он молчал всё это время! Я мечтал поговорить с Таней хотя бы минуту, да хоть тридцать секунд! Только сказать, что люблю и ей надо жить, боже, а этот!..

Я был готов броситься на ангела с кулаками. Арим взглянул на меня и ему, конечно, стало смешно. Он расхохотался. Это было примерно то же самое, что разбегаться и биться головой о скалу. Я против ангела. Мне тоже стало смешно.

– Ты мне так и не веришь, – покачал Арим головой, и его улыбка сразу потяжелела. Похоже, он опять вспомнил, почему я здесь. – Думаешь, я просто так не говорю тебе о чём-то?

Теперь молчал я.

– Общение с живым человеком может тебя убить. Если ты погибнешь, толку от этого не будет, – сказал ангел.

– Если я не попытаюсь, погибнет Таня, – заметил я. – Толку тоже не будет. Так что надо делать?

Арим усмехнулся:

– Дружи с ветром. Он может проникать через границы всех слоёв, может переносить свет, может изменять его, менять концентрацию. Прозрачные стены для него не существуют.

Повисло молчание.

– И это всё? – уточнил я.

– Да.

– А обо всём остальном я должен догадаться сам?

– Да.

Теперь усмехнулся я. Ангел не может говорить и делать то, что хоть чем-то грозит его охраняемому, то есть мне.

– Спасибо, – кивнул я.

Арим смерил меня взглядом, улыбнулся:

– Отправляйся.

– Ты со мной не пойдёшь?

– Нет, у меня много дел.

– Каких?

– Подготовка к открытию коридора перехода. Твоего, между прочим.

– Ах, да, переход… – вздохнул я, вспомнив о том, что мне предстоит.

Арим растаял в сиянии, и после его ухода сразу потемнело. Хотя сквозь сеть листьев в сером небе угадывались прозрачно-светлые скопления золотого оттенка. В мире живых людей встало солнце.

У светлых душ, вроде меня, солнечный свет силы не отнимал. Обитатели же тонкой ночи обгорали на нём легко и быстро. Поэтому все злобные духи творят дела свои только в темноте, в тёмное время суток или в тёмных помещениях. Выдержать дневной свет почти никому из них не по силам.

Тонкая ночь. На нашем кладбище вход в её границы располагался на южной стороне у старой могилы. Чёрная дыра прямо в воздухе над покосившемся крестом. Там всегда кто-нибудь дежурил, охрана из парочки вампиров, две, три тёмные грешные души…

О, вышли…

Не зря я посмотрел в ту строну. Приближались две тёмные души, с пустыми серыми сосудами в прозрачных телах.

После ангела вокруг могилы остался купол света, так что им при всём желании не удастся приблизиться ко мне больше, чем на его границу.

– Здорово, мужики, – сказал я первым.

– Здорово, – отозвались они хором.

– Что случилось?

– Ничего. Поговорить надо.

– А чего раньше не подошли?

– Ангел был.

– А…

Не люблю общаться через преграду. Я вылетел за пределы купола.

– Насчёт Тани твоей, – начал один и замялся.

Я сразу напрягся:

– А что насчёт Тани?

– Она у тебя умирает.

– Я знаю.

– Ты заметил, какая она внутри?

– О чём ты? – не понял я.

– У неё чернота. Откуда в ней столько?

– Её щит нарушен.

– Это мы заметили, – усмехнулся один, – такие раны, её издалека видно.

– Ребят, в чем вопрос?

Раз они сами всё видят, зачем спрашивают? Ясно же, Таня набирает темноту через открытые раны. Любое чужое горе, любое случайно оброненное плохое слово, чужие мысли, всё это втягивается в неё.

– Ты знаешь, столько не набрать и за десять лет, – заметил второй. – Это не извне.

Я похолодел. Да, даже здесь я мог ощутить, как по моему прозрачному телу прошла холодная судорога.

– Она не только набирает, но и рождает сама, – тёмный говорил вполне уверенно. – Это не набранная темнота, а чисторождённая, от её собственного отчаяния. Она утянет её не в тонкую ночь, а ещё дальше. И не просто в качестве тёмной души, поверь мне.

Я молчал, осознавая, что мне говорят. Люди, умеющие рождать темноту любого рода, бесценны для тонкой ночи. Их забирают в качестве создателей, то есть в её строители. Это путь в бездну.

– Почему он мне не сказал? – вырвалось у меня.

Арим, конечно, знал об этом. Не мог не знать. Наверное, боялся, что это добавит мне боли. А даже с самым малым тёмным пятнышком в моём прозрачном теле верхний свет мне закрыт. Перед входом я должен быть чистым, светящимся и счастливым духом.

Тёмные стояли, удручённо молча. В их глазах отражался свет ангельского купола. После ухода Арима, его печать на моей могиле сияла ярко, источая вокруг себя плотное сферическое сияние.

Я много раз представлял себе такой взгляд. Такой, каким будешь смотреть, выйдя из холодного зимнего леса на горячий костёр, как будешь жаждать его живительного тепла, дрожать и мучительно ждать, потому что подойти можно, только если тебя позовут. Свет ангела даётся в руки с разрешения, иначе он смертельно опасен. А разрешить мог только сам ангел или я, поэтому…

Я отодвинулся с дороги и кивнул на купол:

– Берите, сколько возьмёте.

Тёмные посмотрели на меня благодарностью. Для них это была роскошь. Они собирают свет по крупицам, потому что сияние ангелов для них не предусмотрено, а без него здесь, как в том зимнем лесу