Ангел покачал головой:

– Твоё время между мирами заканчивается, сорок дней на исходе. Если не перестанете тянуть друг друга к себе, потеряетесь окончательно.

– Я помню, ты говорил.

Таня опустила голову на камень и, кажется, задремала вот так, прижавшись щекой к холодному надгробию. Она спала, как каменное изваяние, не двигаясь и почти не дыша. Как мне хотелось обнять её…

Только одно прикосновение, просто чтобы почувствовать, что она жива. Я наклонился над ней, запустил руку в волосы. Таня вздрогнула, просыпаясь, приподнялась. Моё прикосновение для неё было обжигающе холодным.

Ветер пролетел над нами, сбросив ворох листьев, и она замерла, зачарованно глядя, как в свете луны, они причудливо летят над ней.

– Виктор… – прошептала Таня.

– Как ты это можешь? – спросил я. – Как чувствуешь, что я здесь?

Я не смог удержаться, прикоснулся пальцами к её тёплым губам, и снова она вздрогнула, почувствовав мой страшный холод.

Арим с тревогой смотрел на меня:

– Виктор…

Таня закрыла глаза.

– Я знаю, – прошептала она, – знаю, что ты здесь, я тебя чувствую.

Таня подняла ладонь прямо ко мне. Её тепло прошло сквозь меня, накатилось, словно волна на берег, так приятно согревая, а Тане стало неимоверно холодно, и её ладонь тут же онемела.

– Один поцелуй, – прошептал я, – и я отойду…

Но едва я коснулся Тани, как живое тепло опять проникло в меня и я замер, не в силах сопротивляться этому. Губы Тани посинели, за ними щёки, по её спине побежала дрожь.

– Виктор, отпусти её!

Неровные удары слабеющего сердца эхом отозвались в моей глупой голове, и в тот же миг всё во мне потемнело от страха:

– Что я на-де-лал?!

Таня медленно наклонялась на бок, теряя сознание.

– Арим! – завопил я в ужасе.

Ангел оттолкнул меня и обхватил её, накрывая крыльями. Над нами мгновенно полыхнула вспышка. Сафэн опустился на землю, источая волны праведного гнева.

– Дурак! – бросил он мне.

Можно подумать я этого не знал!

Арим передал Таню ему в руки.

– Почему ты позволяешь ему это делать?! – рявкнул на него Сафэн. – Я не могу одаривать своим светом не свободную душу! А приходится!

– Да что ты! – меня просто убивали эти фразы. – Столько силы, а тебе жалко каплю! Заколебали вы с вашими отговорками! Это вы не можете, это вам не положено, это вам не разрешено! Ты же сделал щит возле Таниного дома!

– Щит вокруг дома в средней тени! А сама Таня в свободном свете, у неё ещё нет полной связи со мной, я не могу сделать ей личный щит, как сделали тебе.

– Тогда питай её напрямую, как сейчас!

– Ты соображаешь, идиот?! – совсем разъярился ангел. – Без щита она не удерживает мой свет, он распыляется. Да её с таким сиянием сожрут навьи, едва она выйдет с кладбища!

Я замолк.

– Прекрати, понял? – сказал Сафэн.

– Да.

– Ещё раз к ней прикоснёшься, и я лично сделаю дырку в твоём щите.

– Я всё понял.

Ангел смерил меня ещё одним не довольным взглядом, и вдруг грубо бросил:

– Отдай!

– Что? А, да…

Я сам догадался. Жизненное тепло Тани осталось внутри меня. Сквозь моё прозрачное тело было видно, как внутри вьются светящиеся спирали её света. Я попытался вытолкнуть их из себя, но не получилось. Ни у кого бы не получилось, наверное. Это так трудно – исторгнуть из себя жизнь, пусть и чужую.

Сафэн, я думаю, в этот момент очень хотел меня придушить. Но он, молча приложил руку к моей груди и одновременно поцеловал Таню. Свет потянулся из меня по его руке и шее к его губам, и он вдохнул его в губы Тани.

Она улыбнулась, открыла глаза.

Таня всё ещё была в объятиях ангела, но двигаться ей это не мешало. Так что она взглянула сквозь меня, огляделась, видимо пытаясь понять, сколько проспала, потом торопливо поднялась на ноги и отряхнула одежду.

– Иди, – прошептал Сафэн.

Таня послушно сделала шаг, а я почувствовал отчаяние, потому что в этот момент ещё один светящийся кусочек её души оторвался и соскользнул вниз, затухая в воздухе. Она судорожно вздохнула, прижимая руку к сердцу.

– Уходи, – шептал Сафэн, подталкивая Таню, – уходи.

Она побрела вдоль могил к выходу с кладбища, не оглядываясь.

– Твои сорок дней на исходе? – ангел повернулся ко мне.

– Осталась эта ночь и день, – сдавлено ответил я.

– Аминь, – произнёс Сафэн и стремительно исчез во вспышке света.

Надо сказать, я очень его понимал.

– Он не от злости, – произнёс Арим.

– От злости, – вздохнул я.

– Таня погибает, ему больно.

– И виноват в этом я, – я повернулся к Ариму. – Я тяну её сюда. И я ничего не смог сделать за это время, чтобы спасти её.

Мой ангел улыбнулся:

– Когда охраняемый погибает, а мы, как бы ни старались, не можем ему помочь, и лишь наблюдаем за его страданиями…

Свет Арима померк. За тридцать девять дней я видел это впервые. Обычно ангелы светились, как лампочка вольт под пятьсот, но сейчас я наконец смог рассмотреть его без этого покрова слепящего света. У Арима была белая просвечивающая кожа. Сквозь неё виднелась сплошная сетка мелких сосудов, и ровно светились основные светотоки.

Внутри тела человека эти огромные трубки проходили от ног к голове и испускали свет вовне, равно как и набирали, а у ангела они были полностью замкнуты внутри тела. Эти создания сами создавали свет. И в отличие от человека в груди ангела билось сердце. А сейчас я смотрел, как оно раздувается и спадает, как вспыхивают огоньки и устремляются в основные сосуды. Но свет угасал, сосуды пустели, потухали.

Мне стало страшно. Если смерть ангела такова, то нет ничего прекраснее и страшнее её, словно беспомощно смотреть, как умирает добро.

– Что с тобой? – спросил я.

Арим, конечно, улыбнулся:

– Такова наша боль. Мы гаснем. Именно это случится с Сафэном, если он потеряет Таню.

– Я этого не знал, – прошептал я.

Свет ангела снова родился и ринулся по погасшим крыльям, и вот он уже весь сиял, освещая сумрачный мир.

– А ты чего болеешь? – спросил я. – Твой охраняемый в норме.

– Мы все чувствуем, – покачал головой Арим, – особенно мы с ним. Мы ангелы связанных созданий и сами связаны, как вы.

Мы долго сидели молча. Ветер гонял сквозь нас листья. Было так интересно ощущать, что твоё тело проницаемо. И, тем не менее, оно существует. Лёгкое, многослойное, пронизанное сетью сосудов, в которых течёт свет.

Арим сегодня никуда не спешил, как это бывало обычно, о чём-то думал. Наверное, об одном и том же со мной. Времени почти не осталось, а ситуация