Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Встряхнем весь пушной мир!»
Чтобы обеспечить стабильно высокое качество в условиях столь массового производства, требовалась серьезная база: помещения, техника, рецептура, кадры. Активно строились меховые фабрики. Первая государственная фабрика (будущий «Рот-Фронт») была открыта в Петрограде еще в 1918 году; она перешла от кустарного к механизированному производству также одной из первых[674]. К концу первой пятилетки (1928–1932) открыты предприятия в Москве (переработка кролика), Фабрики № 1 и № 2 в Казани (переработка кролика, кошки и собаки, морского зверя, суслика, суслика-песчаника), фабрика «Белка» в Слободском (Кировский край), Порхове, Пскове – всего 19 меховых фабрик[675].
Основной стратегией было выбрано догоняющее развитие, чувствительное к количественным характеристикам. К 1925 году были внедрены 10 новых типов мехообрабатывающих и красильных машин, в 1926 году – еще 14 типов, в 1927 году – 18 типов, в 1928 году – 22 типа. В 1929–1933 годах, с ростом темпов обработки, внедрено еще 48 типов машин. Многие советские предприятия по оснащенности превосходили аналогичные западные. Часть внедренного оборудования еще не имела зарубежных аналогов.
Рецептура выделки и крашения создавалась на базе последних достижений европейской и американской промышленности. Недостаток и дороговизна импортных химикатов привели к временному возврату к старинным рецептурам и естественным красителям. Большинство рецептов были созданы зампредом правления Пушногосторга и Союзпушнины А. К. Сташевским на базе московской Опытно-красильной мастерской Пушногосторга[676]; они не потеряли своей актуальности и спустя долгие годы (вторая волна их популярности пришлась на 1990-е)[677]. Красный командир, до 1917 года Сташевский работал на красильных фабриках Парижа и Лондона, где прошел путь от чернорабочего до мастера меховщика-красильщика[678].
В 1929 году отделение звероводства и охотоведения Московского зоотехнического института было выделено в самостоятельный Институт пушного звероводства (ИПЗ). В следующем году была открыта меховая кафедра при Московском институте кожевенной промышленности (в настоящее время кафедра технологии кожи и меха РГУ им. А. Н. Косыгина). В систему профильного профтехнического образования вошли школы ФЗУ, рабфаки, техникумы, специальные курсы красных директоров[679].
В 1932 году по инициативе Сташевского на базе Мосмехкомбината создана Центральная научно-исследовательская лаборатория (ЦНИЛ Наркомата легкой промышленности СССР). Лаборатория занималась технологическими разработками в области выделки и крашения и внедрением оборудования для мехообрабатывающей промышленности[680]. Курсы при ЦНИЛ встроились в существующую систему профобразования. Позднее на базе ЦНИЛ открыли первый в стране Всесоюзный научно-исследовательский институт меховой промышленности (ВНИИМП). Институт определял направления развития меховой промышленности, разрабатывал теорию мехобработки, ГОСТы, искал революционные и рационализаторские решения[681].
Велась работа над устранением недостатков «второстепенного» меха. Изделия из них, особенно прошедшие облагораживание, были относительно красивы, но обладали крайне низкой носкостью (волосяной покров быстро истирался, тонкая кожа рвалась) и слабыми теплозащитными свойствами[682]. Несмотря на недостатки, спрос на изделия из «второстепенного» меха на внутреннем и на внешнем рынках был огромным. Поточная мехобработка, организованная Сташевским, была рассчитана на массовый сбыт продукции. Миллионы шкурок мелких грызунов в виде меховых пластин и готовых изделий экспортировались в страны Европы, США, Австралию, принося казне иностранную валюту. Дешевые и красивые изделия из меха второстепенных видов продавались и в магазинах Торгсина (1930 – январь 1936), где их охотно покупали за «валютные ценности» (к ним относили не только наличную валюту, но драгметаллы и антиквариат)[683].
Благодаря интенсивному развитию мехообрабатывающей отрасли СССР впервые в истории полностью отказался от импорта переработанной пушнины. В 1931 году объем экспорта второстепенных видов достиг 5 млн рублей. К этому времени производство меховых товаров выросло с 9 млн рублей в 1925/26 году до 130 млн рублей. В 1932 году на внутренний рынок было выпущено меховых товаров на сумму 200 млн рублей, что утолило острый товарный голод только отчасти[684]. «Емкость потребления мехов расширяется в результате повышения материального благосостояния рабочих, колхозников и всех трудящихся», – докладывал Сташевский[685]. Единственно верным курсом создания лучшей в мире меховой индустрии была объявлена ускоренная индустриализация, результат которой «встряхнул весь пушной мир»[686]. В конце 1932 года Сташевский был удостоен высшей награды СССР – ордена Ленина.
В следующие несколько лет промысел и обработка второстепенных видов усилились. Рост их удельного веса в пушно-меховом экспорте в процентах по стоимости за 1931–1934 годы вырос с 2,3 до 7,6 %[687]. «Облагороженные» меха стали одной из основных статей валютного экспорта и основой для развития отечественной меховой моды. Особенно любимы были кротовые шубы.
С ростом благосостояния и страны, и ее граждан хозяйственное значение «второстепенного» меха уменьшалось. С 1935 года он постепенно вытеснялся недорогими «полублагородными» мехами, имеющими лучшие показатели носкости и теплозащитных свойств: ондатрой, нутрией, кроликом. Новым курсом развития объявляется повышение качества сырья, так как «государство и охотники теряют… от „засоренности“ ассортимента вторыми и третьими сортами»[688]. Продукция из меха мелких грызунов постепенно снимается с экспорта «в связи с огромным ростом спроса на меха со стороны трудящихся СССР – по просьбам трудящихся»[689]. К 1950-м годам ее вывоз почти полностью прекратился, оставаясь лишь на внутреннем рынке, где она имела определенное хозяйственное значение еще некоторое время[690].
Печелазовые и сторожковые
Динь, динь, дон,
динь, динь, дон,
день кошачьих похорон.
Что за кошки –
восторг!
Заказал их Госторг.
…
Нет такой дуры,
чтоб купила шкуры.
…
От утра
до темноты
плачут кошки и коты.
У червонцев
тоже
слеза на роже.
И один только рад
господин бюрократ.
Выполнение задачи по повышению доступности меховых изделий было непростым, особенно учитывая рост численности населения СССР и его покупательной способности. Пушно-меховая индустрия СССР с ее опорой на перерабатывающие заводы-гиганты, столь успешно созданная Сташевским, могла бесперебойно работать только при полном обеспечении сырьем. Реконструкция сырьевой базы привела к резкому росту пушно-меховых ресурсов: по сравнению с дореволюционным периодом к 1935 году они выросли более чем вдвое[691]. Еще одна – относительно новаторская – идея заключалась в вовлечении в конкуренцию с дикой и звероводческой пушниной, морским зверем и меховой птицей, продуктами кролиководства и каракулеводства меха «печелазовых» (кошка лазит на печку) и «сторожковых» (собака сторожит дом)[692].
Несмотря на определенное значение меха кошки и собаки для народного хозяйства, важно отметить, что понятия «печелазовый» и «сторожковый» как символы глумления над нашими «братьями меньшими» получили стойкое неприятие и не прижились ни в русской культуре, ни в русском языке[693], в очередной раз обозначая характерный для русской культуры конфликт между романтизированным восприятием их как самых распространенных домашних животных-компаньонов, чье присутствие в человеческой жизни наблюдается не менее десяти тысяч лет и прагматическим использованием в качестве источника кожевенного и мехового сырья.
Так или иначе, именно кошка и собака наиболее прочно включены в человеческий быт и общение. Это одни из самых социальных животных, которых человек наделил мифопоэтическими функциями, где собака символизирует верность, а кошка – домашний уют[694]. Идея по вовлечению в мехобработку «печелазовых» и «сторожковых», как и конфликт, который она несла, не была абсолютно новой: русские выделывали кошек на экспорт еще с XVIII века, и объемы заготовок были весьма значительны[695]. Достаточно вспомнить гоголевскую «Шинель», для утепления которой послужила «кошка, лучшая, какая только нашлась в лавке, кошка, которую издали можно было всегда принять за куницу»[696].
Мех собаки был также востребован, особенно на рубеже XIX – XX веков на пике развития индустрии мехового фальсификата, когда он использовался для имитации меха серебристо-черной лисицы. Вспомним и гардероб Эллочки Щукиной из «Двенадцати стульев» И. Ильфа и Е. Петрова, созданный в заочном противоборстве с американской миллионершей (1927)[698]. Предприимчивой женой инженера Щукина был приобретен не только уже ставший нарицательным мексиканский тушкан, выкрашенный