Первым мое появление заметил маркиз. Он попытался было вскочить, но ноги отказались его слушаться, и он вынужден был вновь тяжело опуститься на свое место. Глубочайшее потрясение на его лице и странное поведение вызвало невольный интерес у герцогини скорее из вежливости, чем из любопытства повернувшей голову в том направлении, куда уставился ее гость.

– О Господи! Девочка моя…

По завершении изысканнейшего ужина, состоящего из нескольких перемен блюд, показавшихся настоящей амброзией после солонины и галет, составляющих корабельное меню, мы вновь собрались в гостиной, где я познакомила близких с Нино, представив его как своего товарища и телохранителя. Не успели мы рассесться, как к нашей компании присоединился где-то до этого пропадавший Арно, бесцеремонно влетев в устеленное редчайшими персидскими коврами помещение прямо в перепачканной одежде и в грязных башмаках, принеся вместе с собой устойчивый запах конюшни, где по свидетельству домашних он проводил все свое время, вместо того чтобы изучать дисциплины, положенные воспитаннику знатной особы. С животными, в отличие от людей, у него была особенная связь, и именно с ними он предпочитал общаться, предпочитая искренность и верность последних лживому и лицемерному человеческому обществу.

С нашей последней встречи его внешность практически не изменилась. Несмотря на хорошую еду и чистый деревенский воздух, мальчик не подрос ни на пус, по-прежнему оставаясь слишком щупленьким и низкорослым для своего возраста.

Не обращая внимания на недовольные взгляды маркиза, демонстративно зажимающего нос надушенным платочком, Арно пристроился рядом со мной на одном из диванчиков, установленных полукругом перед зажженным камином, в котором весело потрескивали дрова.

Его восторженный взгляд перебегал с меня на Нино и обратно, не упуская ни единой детали, начиная от одежды и заканчивая оружием, к которому он снова и снова возвращался. Чувствовалось, как его распирает от избытка чувств, но внешне он вел себя достаточно сдержанно. Правда, недолго…

– А я ведь говорил вам не верить во всякую брехню о смерти Розы! Вот, поглядите теперь, кто из нас оказался умником, а кто остался в дураках! – крайне довольный собой, он бросил насмешливый взгляд на сидящую в стоящем впритык кресле герцогиню, все еще не решающуюся отпустить мою руку, которую она то подносила к губам, то прижимала к бившемуся в неровном ритме сердцу.

– Что за манеры! Следите за своим языком, молодой человек, иначе мне придется поручить слугам вымыть вам рот щелоком! – несмотря на строгий тон, глаза герцогини излучали веселье. Ей импонировал открытый характер мальчишки, чья живость и непосредственность, так сильно отличавшиеся от жеманства и фальши светского общества, сумели занять особый уголок в ее сердце.

– Ха, испугали! Сколько бы вы ни пытались изображать из себя злую ведьму, уж мы-то знаем, что это не так!

– Арно! – возмутилась я и отвесила наглецу легкий подзатыльник. – Веди себя прилично, паршивец! Иначе познакомишься с настоящей ведьмой. Со мной!

В ответ он только фыркнул от смеха:

– Ага, поверил…То же мне, ведьма нашлась!

– Ну-ну, не жури это милое дитя, моя дорогая, – вступилась за своего любимца бабушка. И, о чудо! «Милое дитя» заалело как девица на выданье. Пораженная, я даже потерла кулаками глаза. Нет, все верно, мне не померещилось… Несмотря на непонятное желание изображать из себя дерзкого малого, никак не желающего избавиться от дурной привычки, приобретенной еще в раннем детстве на парижском дне, быть настоящей занозой в заднице: встревать без позволения в разговоры старших и употреблять крепкие словечки, Арно по-прежнему оставался милым и ранимым ребенком, нуждающимся в заботе и ласке.

– Ну и дурак, что не веришь, – неожиданно подал голос Нино, до этого момента тихо сидевший на отведенном месте и внимательно разглядывающий роскошную обстановку. Без тени улыбки он обратился к гладящему на него во все глаза мальчонке: – Когда Роза не в духе, поверь, ей сам черт не брат. Прирежет, и глазом не моргнет.

Взоры всех присутствующих тут же обратились к говорившему, смутившемуся от столь непривычного пристального внимания к своей персоне. Теперь, когда первые восторги от долгожданной встречи немного поутихли, а слезы радости постепенно иссякли, все замерли в предвкушении увлекательнейшего повествования о полных романтики приключениях, в которых их драгоценной Шанталь удалось принять участие и вернуться домой в целости и невредимости.

Только что мы могли им рассказать? Вряд ли они, никогда не покидающие своего уютного мирка, надежно укрытого от опасностей внешнего мира, смогут понять пережитые каждым из нас ужасы, от которых более слабые духом люди давно бы лишились рассудка.

– Не слушай его, Арно, это просто глупая шутка, которой пугают маленьких несмышленышей вроде тебя, – дав знак Нино заткнуться, я попробовала поменять тему, поинтересовавшись у непривычно тихого де Розена о последних парижских новостях и была поражена изменениями, произошедшими после моего отъезда. Да, судьба явно не благоволила французскому королю. Не прошло и трех месяцев, как в жесточайших мучениях отошла в мир иной его супруга – Мария-Терезия Испанская, поистине святая женщина, прожившая с Людовиком в законном браке двадцать три года, в течение которых ей приходилось терпеть немыслимые унижения от ветреного супруга, ни во что не ставящего ни ее происхождение, ни ее искреннюю любовь к нему.

Только после ее кончины король понял, что потерял. Де Розен был рядом с ним, когда глубоко опечаленный Луи изрек: «Смерть – единственное беспокойство в жизни, которое она мне причинила», – и это было правдой…

Жизнь при дворе кардинально изменилась. Ищущий утешения король, все чаще задумывающийся о бренности бытия, сильнее начал подпадать под влияние набожной мадам де Ментенон, проводя с ней все больше времени в философских беседах и покаяниях, предпочитая им празднества и балы, без которых прежде не мыслил существования. Их отношения зашли настолько далеко, что уже в октябре того же года, всего лишь через два с половиной месяца после кончины королевы, его величество вновь связал себя узами брака, тайно обвенчавшись со своей фавориткой.

– Не может быть! – услышанное поразило меня. Я просто отказывалась поверить в то, что никак не укладывалось в голове. – Неужели такое возможно?

– Ах, моя дорогая Шанталь, – сокрушался маркиз, – вы и представить себе не можете, насколько унылой и бесцветной стала жизнь при дворе. Отныне Версаль не самое веселое место на земле, и даже яркие наряды, к которым в былые времена так тяготел его величество, задавая моду на них всей Европе, больше не в чести, вызывая неодобрение и всеобщее осуждение. «Дама в черном», так прозвали за глаза морганатическую супругу короля, открыто заявила, что считает недопустимыми нескромные туалеты придворных, их вино и табак, а также грубость и леность. И знаете, что произошло? Декольте и драгоценности попали под запрет! А мессы… вы только подумайте, мессы заменили театральные постановки и музыкальные вечера! А прически… О Господи! Мелкие кудри, так любимые герцогиней де Монтеспан, канули в небытие, их заменили скромные укладки «а ля Ментенон», которые отныне украшают головы всех дворцовых дам.