– Немыслимо.

– Немыслимо?! О, моя дорогая девочка, вы и не представляете, до какого абсурда все дошло. Меня, убежденного холостяка, обязали в срочном порядке жениться и родить наследника. Чудовищная несправедливость! Теперь, в своем собственном доме, где поселилось исчадие ада – жена, делающая мою жизнь невыносимой, я больше не чувствую себя ни в покое, ни в безопасности.

Я слушала де Розена и думала о том, насколько же все-таки непредсказуема наша жизнь. Ну кто бы мог подумать, что за какие-то полтора года моего отсутствия может измениться то, что прежде считалось незыблемым, непоколебимым? Любвеобильный король, по вине которого так круто все изменилось в моей судьбе, превратился в святошу, а я из юной и наивной девочки выросла в жаждущую мести убийцу, которой больше не было места среди благовоспитанного общества.

Я поднялась с дивана, прервав разглагольствующего маркиза на полуслове. Такое пренебрежение правилами этикета было недостойно воспитанной особы. Но ради бога! Я уже давно перестала считать себя таковой, и чем скорее окружающие это поймут и примут, тем лучше.

– Прошу простить, господа, но вынуждена признать, что утомилась гораздо сильнее, чем предполагала. И каким бы приятным ни было ваше общество, мне придется его покинуть.

Коротко кивнув присутствующим и дав знак Нино следовать за мной, я удалилась из гостиной, откуда до меня успели донестись последние слова де Розена:

– Вы заметили, мадам, как наша девочка изменилась? Я ее просто не узнаю…

– А мне Роза нравится такой намного больше. Она честная и настоящая, ничуть не похожая на разодетых в пух и перья фанфаронишек, в которых нет ничего, кроме вранья и подхалимства.

– Арно! Немедленно замолчите! Отправляйтесь в свою комнату и не смейте ее покидать без позволения!

* * *

Я лежала в кромешной тьме на взбитой по приказу хозяйки перине, слишком мягкой и неудобной для той, кто привык в мгновение ока засыпать в гамаке, раскачивающемся от постоянной качки. Несмотря на усталость, сон никак не шел. Я снова и снова возвращалась мыслями к тому моменту, когда в коридоре меня остановил выбежавший следом Арно и, заглядывая в глаза, совсем по-взрослому задал мучавший его вопрос:

– Это ведь у тебя шпага Клода? – он указал на висевшее на моем бедре оружие. – Откуда она у тебя? Он ведь никогда с ней не расставался.

Глаза помимо воли наполнились слезами. Трудно было подобрать слова, чтобы объяснить мальцу то, что и взрослому человеку было нелегко принять.

Но не по годам смышленый малыш догадался обо всем сам.

– Клод мертв, да? Я прав? Черт! – выругался он. – Как это случилось?

– Он пожертвовал собой, спасая мне жизнь, – рот свело судорогой. Было больно вспоминать, и уж тем более говорить об этом.

Арно ничего не ответил, а только кивнул, как если бы сам это знал.

– Ну что ж, значит, теперь, когда Клода больше нет, защищать тебя – моя обязанность, – твердо произнес он и, больше не говоря ни слова, развернулся и прошествовал к лестнице, ведущей вниз.

Окаменевшая, я стояла и смотрела ему вслед. Нужно было окликнуть его, заставить вернуться, но язык отказывался ворочаться во внезапно пересохшем рту.

Да, я безумно скучала по единственной родственнице и мечтала о встрече с ней, но главной целью моего визита в Одемар была отнюдь не она, а Арно. Ему в моих планах отводилась особая роль, справиться с которой мог только он, и пока я добиралась сюда, я точно знала, что заберу его с собой. Но теперь, когда я увидела, с какой любовью к нему относятся в этом доме, меня начали грызть сомнения относительно того, имею ли я право отнимать у него возможно единственный шанс на лучшую жизнь?

– Нет, не имею, – ответила я, не заметив, что сделала это вслух.

– Что? – переспросил стоящий рядом Нино.

– Ничего. Забудь, – отмахнувшись от вопроса, я продолжила прерванный путь. – Постарайся выспаться. Завтра, еще засветло мы покинем это место…

Где-то в глубине дома часы пробили три часа.

– Ты не спишь? – одной рукой приоткрыв дверь, а в другой держа подсвечник, на пороге появилась герцогиня.

– Нет, родная, не сплю. Входи, – приподнявшись на локтях, я наблюдала за тем, как бабушка пересекает комнату и, поставив свечу на туалетный столик, присаживается на краешке моей постели.

– Нам так и не удалось поговорить… Уверена, что ты нарочно опустила самую жуткую часть своего повествования, чтобы не смущать двух любящих тебя стариков.

Любимая моя. Она знала меня лучше, чем кто-либо. И ей я никогда не осмелилась бы лгать.

– Все позади, родная. Что бы ни произошло, оно в прошлом. Сейчас же я здесь, с тобой.

– Верно, сейчас ты здесь… А где будешь завтра? Надеюсь, ты хотя бы придешь попрощаться перед тем, как снова внезапно исчезнешь?

Нет. Я так и не нашла в себе мужество признаться в том, что уже через несколько часов собираюсь вновь покинуть тех, кого любила столь сильно, что одна только мысль о разлуке с ними приносила мне боль и страдания. Увижу ли я их когда-нибудь снова? Смогу ли прижать к груди еще хотя бы раз? Увы, выбранный мной путь не позволял мечтам зайти так далеко. И то, что бабушка догадалась обо всем сама, приносило мне странное облегчение.

– Прости, – только и смогла выдавить из себя я. Мне претило врать, мои близкие этого не заслуживали.

– Спасибо.

– За что?

– За правду…

Я ничего не ответила. Крепко обхватила бабушкины колени и прижалась к ним лицом, стараясь сохранить в своей памяти каждое мгновение, отпущенное нам перед неизбежной разлукой.

Трудно сказать, сколько времени мы просидели, боясь шелохнуться, чтобы не нарушить гармонию, установившуюся между нами, но только неподвластный человеческой воле рассвет все равно наступил в свой час, а вместе с ним истек срок моего пребывания в поместье.

– Я ведь не смогу убедить тебя остаться, не так ли?

– Прости, но это уже не в твоей и не в моей власти.

– Знаю. Просто не могла не попытаться, – так долго державшаяся женщина всхлипнула. – Ты – все, что у меня есть… я не могу тебя потерять, – сдавленно добавила она.

– Ты не потеряешь меня, родная, – я прижала ее крепко-крепко к своему сердцу, которое колотилось так, словно сошло с ума. – Клянусь, что не позволю смерти приблизиться к себе до тех пор, пока не отомщу за смерть родителей и не верну принадлежащее мне по праву. Стяг рода Баттиани вновь гордо взовьется над янтарным замком и больше уже никогда не будет спущен.

– Это тебя сломает, девочка. Чтобы сесть на трон, принадлежащий славным предкам, тебе придется завоевать его силой, а это значит, что твои руки, – она поднесла мои ладони к своим губам, – обагрятся кровью.

– Они уже в крови, родная. И как бы мне ни хотелось избежать ненужных жертв, они все равно будут. Я могу лишь обещать, что мой клинок не заберет невинной души, а только жизни врагов.