Шаг назад и вбок, чтобы разорвать дистанцию. Рванул из ножен короткий тяжелый тесак, понимая, что висящая на плече винтовка бесполезна. Он даже успел подумать, что если напарник не сплохует, то возьмет неизвестных на мушку. Предупреждать неизвестных, требовать остановиться он не стал и правильно сделал.

«Как ему не холодно, он же без шапки?» – пришла в голову нелепая мысль. Лицо незнакомца покрылось инеем, и он длинно выдохнул.

Глаза патрульного взорвались нестерпимой болью. Тысячи тонких шипов вонзились в глазные яблоки, прорастая в них, проникая в мозг, выстуживая душу.

Патрульный хотел закричать, но горло сдавило ледяным обручем. Он упал на колени, уже ничего не видя, не понимая, где он, плохо помня, кто он такой. На секунду пришло облегчение – по лицу потекло что-то теплое, унимающее боль, но тут же он понял, что это его собственная кровь.

Он повалился на бок и затих.

Человек в пальто сразу потерял к нему интерес и, склонив голову к плечу, наблюдал за тем, что происходило со вторым полицейским.

Конечно, желательно избегать столкновений, но не было времени изучить маршруты патрулей. Предмет, за которым их послали, дал отзыв совершенно неожиданно, и требовалось поспешить. Тот, у кого находился предмет, мог тоже уловить сигнал и перенести его в другое место. Не исключено, в более надежно охраняемое.

Сложилось так, как сложилось, и глупо сожалеть. Да и не умел этого человек в черном. Не понимал, что это такое. Сложившуюся ситуацию он оценивал с точки зрения возможностей и получения нового опыта.

Ситуация сложилась рискованная, но полезная.

Появилась возможность посмотреть на работу моргры в боевой ситуации.

Моргра как раз оборачивалась. Тело второго патрульного она держала на вытянутой руке. Длинные костистые пальцы полностью накрыли лицо умирающего. Моргра чуть опустила голову и прикрыла глаза. Все ее длинное тонкое тело подрагивало от сдерживаемого удовольствия.

Человек в черном знал, что, если бы не строжайший контроль, моргра сейчас извивалась бы вокруг жертвы и тонко, громко полусвистела-полушипела, изощренно умерщвляя жертву. Но дисциплина у твари была железной, хотя каждая капля выпитой жизненной силы, страха, боли и крови умирающего доставляла ей удовольствие, для человека сравнимое с сильнейшим сексуальным наслаждением.

Наконец тело с изуродованным, косо сорванным с костей лицом упало на снег. Человек в черном кивнул, и убийцы исчезли в зимней ночи.

* * *

Игорь постукивал рукавицами по колену, глядя на покрытый ледяным панцирем труп. Полицейский ошалело глянул на порубежника:

– Это как же так, а?

– А вот так! – отозвался вместо Игоря инок в черном полушубке, сидевший на корточках рядом с трупом. Встал и стремительно вышел из дома. Глубоко вдохнув морозный воздух, он крепко зажмурился и сжал кулаки.

– Чтоб тебя… – прошипел он сквозь сжатые зубы и длинно выдохнул, выгоняя из себя, как учили, ненужное напряжение.

Город вокруг еще спал. На небе только-только появилась первая красноватая полоска зимнего рассвета, а прямо над головой плыли безмолвные холодные звезды. Опоздал… Всего на час, может, меньше.

Опоздал.

Он знал – городская полиция уже перекрывает дороги, прочесывает известные ночлежки, усиленные боевыми магами и вязальщиками группы подбираются к жилью известных чернокнижников, но…

Инок чуял, что все это зря. Тех, кто поработал здесь, так не изловишь. Они уже далеко. Или, наоборот, открыто ходят по улицам, с совершенно чистыми бумагами и такими же чистыми мыслями. И даже опытные порубежные вязальщики их вот так, с ходу, не распознают.

Здесь искать было нечего. Надо возвращаться в Москву. Впрочем, сначала следовало проверить одну зацепку, хоть и слабую. Ночью напали на полицейский патруль, одного из патрульных убили необычно жестоко, второй выжил – как, никто не мог понять. Парня проморозило так, что он ослеп, сейчас был в глубоком беспамятстве, и его осторожно отогревали в госпитале.

Возможно, из него можно что-то вытянуть.

Инок поморщился. Он не любил вот так применять свой дар, влезать в головы к умирающим, но – на то Божья воля. Дал ему Господь такое не то проклятье, не то благословение, и надо использовать его во благо.

Постучал кулаком в стену.

– Игорь! Поехали.

В любой череде событий есть момент, который меняет все. Точка невозврата, после которой время ускоряет ход, секунды уплотняются, минуты спрессовываются, часы летят так, что не уследишь.

Распадаются казавшиеся незыблемыми взаимосвязи, разлетаются шестеренками рассыпавшегося механизма и вдруг сцепляются вновь невообразимым ранее образом, и остается только изумленно смотреть, удивляясь тому, как раньше не видели таких очевидных вещей.

Трудно уловить такой миг. Если получится – есть шанс обуздать взбесившийся мир и увидеть ту единственную возможность, которую дает тебе судьба. Те, кто умеет это делать, ухитряются не просто уцелеть, но и договориться с капризными божествами Мироздания.

Для того узора, в который оказались вплетены судьбы Стаса и Ивана, точкой невозврата стали события в Ярославле. И в первую очередь даже не убийство старца, оберегавшего продолговатый предмет, а разговор инока Григория Весельского с выжившим патрульным, которого никто из заинтересованных сторон не принимал в расчет.

Это нельзя было даже назвать разговором. Патрульный хрипел, тяжело, сухо рыдал, поскольку плакать не мог – нечем ему теперь было плакать, и все облизывал черные обмороженные губы.

В этих скрипучих хрипах инок сумел расслышать что-то похожее на «черная, вся вилась… дрожала…» и положил сильные прохладные пальцы на виски умирающего. Молча попросил у него позволения увидеть его глазами. И патрульный услышал. Вытянулся. Задышал ровнее, постарался показать иноку все, что запомнил.

Он оказался глазастым, его память была цепкой.

Увидел и запомнил не только моргру, убивавшую его напарника, но и того, кто вонзил в него беспощадные ломкие клинки холода, которые продолжали убивать его даже здесь, в жарко натопленной палате городского госпиталя.

Так же молча инок поблагодарил парня.

«Я выкарабкаюсь?» – услышал он мысль-вопрос.

Инок не умел врать, даже если это было очень нужно для дела. Но и говорить правду ему сейчас очень не хотелось.

Поэтому он ответил:

– Не знаю.

И вышел.

Сообщение можно было послать только через доверенного слухача и обязательно убедиться, что его получил тот, кто должен.

* * *

В Москве, в своей квартире, натопленной почти так же жарко, как палата в Ярославле, нехорошим нутряным кашлем зашелся майор Хацкий.