Поэтому особенно тревожным казался аромат незнакомых благовоний, которые кто-то недавно жег в этой комнате. И совсем на краю восприятия тревожил запах темной, опасной чувственности, который оставила Ниула.

«Интересно, если будут сложности, я отсюда смогу уйти?» – подумал вдруг Иван и подосадовал, что не предупредил Стаса, куда именно отправляется. Впрочем, мысль была ненужная, и Иван ее прогнал.

– Знаю, – наконец ответил Шаман и, подавшись вперед, поставил на стол чашку, – серьезный человек. Основательный.

– Он пропал. Вся семья его пропала. Вместе с приказчиком, – Иван перестал осторожничать. Он совершенно успокоился и почему-то чувствовал совершенную уверенность в своих словах и поступках. И – в Шамане. Он не щупал его через Верхний мир, просто понаблюдал и понял, что надо сказать то, что говорил им купец.

– А накануне говорили мы с ним. И он нас нанял. Чтобы мы не только в деле Говоруна копались. Его, кажется, другое волновало больше. В городе начали люди пропадать. И не простые. Я так понял, слухачи в основном. Ты, я вижу, положение дел в Первопрестольной хорошо знаешь. Скажи, ты об этом слышал? Что-то до тебя доходило?

Шаман молчал. Только чаю долил гостю и себе.

– Якут, погибли люди. Хорошие, плохие – не важно. Ты понимаешь расклад куда лучше, чем я, – негромко продолжил Иван. – Ты подумай. Если дела так пойдут дальше, трясти начнут всех. И тебя тоже. Уже сейчас иноки роют землю и бьют копытом, а будет еще жарче. Кто-то раскачал лодку, и этому кому-то положить с прибором на тех, кто делает здесь свои дела. У него свой интерес, и мы все в этот интерес не вписываемся.

Внезапно Иван подался вперед и сказал, глядя Якуту прямо в глаза:

– А может, это ты и качаешь? Если так, скажи, зачем? Или убей.

Тот осторожно поставил чашку на поднос, провел тонким пальцем по губам.

– Мог бы, – сказал он задумчиво. – Знаешь, даже подумал об этом. Но – не убил же. И не буду. Лодку, говоришь, раскачивают. Так та лодка испокон веку качается. Вот если кто-то качку остановит да решит на ней в одиночку командовать, тогда да. Тогда пиши пропало. Так что ты не там ищешь. Мелко думаешь. Ты ищи тех, кто хочет не просто кусок пирога, а весь пирог, без остатка.

– Кто? Кто это, Якут? – Иван снова откинулся на спинку кресла.

Шаман сейчас на себя не похож, говорит намеками – с чего бы это?

– Не могу я тебе дать тот ответ, что ты хочешь, Ваня. Не знаю я точно, кто они такие. Описал то, что в других местах видел. А все вещи, что они собирали, долго на межах лежали.

Межами знающие люди называли области, где сильнее всего наложились друг на друга миры во время События. Места силы, области изменения реальности. Вещи, побывавшие в таких местах, действительно обладали самыми разными особенностями, которые давали им опасную силу и непонятные свойства. Если предположить, что в доме купца поработали те же собиратели, выходило, что им нужен был какой-то предмет… Или не выходило? Говоруна-то зачем убили?

Только теперь Иван обратил внимание, что Якут сидит абсолютно неподвижно и смотрит на ученика с тихой улыбкой мудрого учителя.

– Вижу, ты и сам уже понял то, о чем спросить собирался, – покачал головой Шаман. – Все правильно, Ваня. Раньше они в города никогда не лезли. А теперь – прямо в центре Москвы. Говорун – раз, родич купца этого – два. Пропавшие слухачи – три.

– Они что-то готовят. Прямо здесь, в городе, – Иван не спрашивал, утверждал, – и совсем скоро. А судя по тому, о чем ты сказал, гадость это будет несусветная. Посоветуй, что нам делать, Якут. Что мне делать?

– А вот этого я не знаю. Правда не знаю, Ваня. – Якут наклонился вперед, чтобы подлить гостю чаю, и Иван не видел его глаз.

Но и самого факта, что Якут спрятал взгляд, Ивану было достаточно. Шаман просчитывал каждый свой жест, каждое его движение имело цель. Значит, не хотел он, чтобы ученик видел глаза учителя. Либо именно этим хотел сказать – понимаю твой вопрос, но ответить не могу. Снова намеки, невнятные жесты, но слишком сильно давить не стоило. И все же…

– Якут, ты сам сказал, что сталкивался с ними не раз. Хотя бы подозрения у тебя должны быть. В Москве много необычного народу, время от времени всплывают совершенно чудовищные штуки. Иначе ты сам бы здесь не появился. Но такое должно выходить за наши рамки. Даже за наши с тобой. Поэтому еще раз очень тебя прошу. Скажи все, что знаешь. Действительно все.

– А иначе что, Вань? – ерничая, склонил голову Шаман.

Иван, тяжело опираясь ладонями о колени, поднялся.

– А иначе ничего, Шаман, и ты это знаешь. Ты просто помни о том, что я тебе сказал. Про расстановку, про лодочку. Я чувствую, что ты, как и мы, попал в комбинацию. Я только не могу понять, чья это комбинация и кто какую роль выполняет. Но я обязательно пойму, ты уж поверь.

– Не там ищешь, Ваня, и не о том думаешь, – как-то очень тепло и искренне улыбнулся вдруг Шаман. – Я тебе это уже сказал, да ты мимо ушей пропустил. Тут важно, почему они сейчас здесь действовать начали. Ты у иноков своих спроси, спроси. А про лодочку, тут ведь какое дело, Вань. Когда все в одной лодке, то каждый боится резкое движение сделать. Ты вот сам сказал, что я в этой лодке. И порубежники Стасовы. И купец твой.

Он встал и подошел к Ивану. И ведун удивился. Даже когда Шаман встретил его, даже при разговоре ему казалось, что Якут выше его ростом. А оказалось – он на полголовы ниже. И сейчас учитель смотрел на Ивана снизу вверх.

Шаман положил ему руки на плечи, стиснул, и Иван чуть не охнул. Руки были горячими, неимоверно тяжелыми, сухие пальцы сжали плечи клещами.

– А вот вы – не в лодке. Если, конечно, не захотите быть в ней. Не могу я сейчас тебе больше ничем помочь, Ваня. Хотел бы… Но не могу.

Иван вышел не оглядываясь.

Шаман задумчиво смотрел на закрытую дверь. Он даже не вздрогнул, когда тени за его спиной сгустились и из них выступила Ниула. Она обвила его тонкими темными руками и, нагнувшись к уху, нежно прошептала:

– Дорогой, а ты не слишком много ему сказал?

Якут погладил длинные пальцы, унизанные тяжелыми перстнями, взял их в свои ладони, поцеловал каждый пальчик. Но все это – не отводя взгляда от двери, тяжелого тревожного взгляда.

– Не знаю, дорогая, не знаю. Думаю, не мало ли?

Трактир «Застава» был одним из первых московских заведений, открывшихся после События. Владел им тогда огромный, заросший черными курчавыми волосами кавказец, известный всей Москве как Зураб Снежный человек. Постарев, он неожиданно передал дела неизвестно откуда взявшемуся парню по имени Сергей Зарецкий, который оказался не только отличным трактирщиком, но и неплохим знахарем, к тому же помешанным на старинных книгах и рецептах приворотных зелий.

С того времени в «Заставе» постоянно собирались московские знающие люди, в том числе те, кто работал с городской полицией. Заглядывали и порубежники.