Севка, конечно, обещал, что заберут именно ваш класс.

— Нет, в это я не верю. Столько школ по всему миру, почему должны выбрать именно нас?

Не по годам рассудительная дочь забралась на диван, уселась рядом.

— Ну расскажи!

— Ладно. На самом деле всё совсем не страшно, и ближайшие несколько тысяч лет Земле бояться нечего.

Мне тогда было лет десять, как тебе. Все очень ждали конца света, который, по древнему календарю майя, должен был наступить 21 декабря 2012 года. Весь год люди так усердно к нему готовились, что не заметили очередного солнечного затмения, а потом пропустили глыбу космического камня, которая свалилась где-то в североамериканской глуши. Потом, ровно 21 декабря, солнце внезапно погасло.

Дочка охнула, глазки загорелись.

— Началась жуткая паника, люди не знали, куда бежать, что делать, где искать помощи. Несколько лет было темно, холодно и страшно. Мы жгли невероятно много электричества, загорали под ультрафиолетовыми лампами. Это были очень тоскливые годы. Но учёные не сидели без дела. Они посмотрели в свои телескопы и сразу поняли, что несколько дальше Луны образовалось плотное облако всяких космических обломков, из-за которых до нас не доходил солнечный свет.

— И что они придумали?

— Они собрали деньги со всего мира и стали строить космические корабли. Придумали новые двигатели, в несколько раз мощнее тех, что были раньше. Потребовали, чтобы все ядерные и водородные бомбы Земли, а ещё все ядерные отходы заодно, погрузили на эти корабли. Делать было нечего, и правительства подчинились.

— И корабли полетели бомбить это облако? — догадалась Тонечка.

— Правильно. И учёные рассчитали так, чтобы все бомбы в итоге попали на Солнце, а иначе они бы летели и летели через космос, пока не уничтожили бы что-нибудь нужное.

— И тогда стал свет?

— Да. И люди безумно обрадовались. Знаешь, конец света был для Земли очень полезен. Страны научились работать сообща, помогать друг другу. Учёные изобрели новые космические двигатели, наука шагнула вперёд, снова началось освоение космоса. За годы темноты восстановились ледники, которые раньше очень быстро таяли. Наконец, Земля избавилась от опасного оружия, которое угрожало существованию человечества. И знаешь, что самое интересное?

— Что?

— Через месяц после того, как бомбы благополучно упали на Солнце, где-то в Северной Америке снова свалился астероид. Большущий такой. Он раскололся, а внутри был гладкий чёрный куб.

— Космические чудовища прислали? — ахнула Тонечка.

— Может, и они. На гранях чёрного куба было что-то написано. На каждой грани — свой язык, притом расшифровать учёные смогли только одну грань, но они считают, что на остальных выбито то же самое.

— Что? Что? — нетерпеливо заёрзала дочь.

— На той грани, которую сумели прочитать, была надпись на языке древних майя. Тех самых, которые сделали календарь и предсказали конец света. — Я сделала паузу. — Там говорилось: «Ваша задолженность полностью погашена. Просьба в дальнейшем не задерживать плату за свет».

Суд истории

Неприметная забегаловка. Два мощных бородача. Похожи как братья, только один постарше, с проседью в кудрях, а другой — с прямыми русыми волосами и повязкой на лбу.

— Не умеешь ты пить, дружище, — говорит тот, что с повязкой.

Второй поднимает от кружки мутные, но всё ещё грозные глаза и говорит:

— Это потому, что только дикари пьют, не разбавляя.

— Так ты разбавляй.

— Как это я разбавляй, если ты не разбавляешь? Неуважительно получается. Вот ты меня уважаешь?

— Не сомневайся, — вздыхает русый, уже понимая, что сейчас товарищ по несчастью заведёт свои извечные стенания.

— И я тебя. А они… Я был на вершине мира, а они мне… Аморалку… Исправительные работы… И остальным тоже… Фаня в библиотеке теперь работает, Геша слесарем, Гера почтальон, ему не привыкать. До Адика не добрались, он в своей дыре тихо сидел и сидит, наверно, до сих пор. А я вот думаю, ну Гешу-то, Гешу за что? Он же ничего себе, всё людям, милейший, милейший… А я электрик, представляешь?

— Представляю. Я тоже. И ничего зазорного в этом нет, кем нам ещё быть?

Раскисший бородач чуть покачивается из стороны в сторону и смотрит куда-то сквозь коллегу.

— Но Гешу… Нас-то понятно. Меня за растление малолетних. Ну, может, за то, что папу порезал. А что? Это наше семейное дело, не убил же. Фаню за разжигание розни, а так-то она мудрейшая женщина… Диня отвертелся как-то, всё ему нипочём, всё по кимвалу. Вон, пиво разливает и доволен. Ему эта блевальня — дом родной.

Чернявый толстячок бармен вставляет:

— Я попросил бы!

— Ты мне противен, так и знай!

— То-то ты, папаша, сюда каждый четверг наведываешься и просишь выпить, — отвечает бармен. — Совсем добра не помнишь.

— Четверг наш день! И я всё помню! — Страдалец широко размахивается кружкой, расплёскивая бурую жижу в патетическом жесте. — Что мы пили в старые времена! Нектар! Амброзия! А не эти помои…

Вдруг изменяется в лице и отрывисто, хрипло произносит:

— In vino veritas! — потом обрывает себя уже обычным голосом: — А ты замолкни, Ю!

Русый здоровяк предлагает:

— Давай я тебя домой отведу.

Его собутыльник вскидывается:

— Какое ещё домой? Хорошо же сидим! Диня, налей ещё…

Толстячок переглядывается с более трезвым товарищем. Тот пожимает плечами. Попойка продолжается.

— А я им говорю: у меня психическое заболевание. Раздвоение личности. И тут Ю решил поумничать: «Квод лицет Йови, нон лицет бови», значит. А они: покажите, где это сказано в уголовном кодексе! Всю жизнь сломали, сволочи… Электриком…

Булькает пойлом, половину проливая на бороду и на пол.

— Забыли про времена… Вот люди! А я говорю, это про меня всё насочиняли… Я, может, вообще однолюб, хотел жить себе тихонько с женой, музыку писать или коз пасти. Так нет же, общественное мнение, народная любовь, пропади она к Адику. На мне всё держалось, на мне! Неблагодарные… O tempora, o mores! Заткнись, Ю!

— Готов друг, — пропел Диня, протирая стойку.

— Суд истории… Исправительные работы… А кто страну поднимать будет, я спрашиваю? Были великой морской державой, оплотом цивилизации и культуры, а сейчас — позор Европы, в долгах по самую макушку…

— Понеслась… — снова вздохнул русый.

— Люди ведь не просто забыли нас. Сначала позабавились своими сказочками, придумали за нас нашу жизнь. А потом мы им стали не нужны, нас осудили за безнравственность, бросили, бросили! А кто теперь присмотрит за моей солнечной родиной? Кто?

— Не волнуйся, брат, — сказал русый. — Сами присмотрят, не маленькие. И за твоей солнечной, и за моей снежной. Вставай, друже, тебя жена уже заждалась.

Суровый русич поднимает пьяного друга. Диня подаёт рабочую сумку с вышитой на боку молнией.

— Кто бы мог подумать, что