— Мы придумали имена для кораблей, мистер Тис.

— «Бог-сын» и «Святой дух», да? Скажи, малый, а однуракету назвали в честь баптистской церкви?

— Нам пора ехать, мистер Тис.

Тис хохотал.

— Неужели ни одну не назвали «Летай пониже» или«Благолепная колесница»?

Машина тронулась.

— Прощайте, мистер Тис.

— А есть у вас ракета «Рассыпьтесь, мои косточки»?

— Прощайте, мистер!

— А «Через Иордань»? Ха! Ладно, парень, катись,отваливай на своей ракете, давай лети, пусть взрывается, я плакать не буду!

Машина покатила прочь в облаке пыли. Силли привстал,приставил ладони ко рту и крикнул напоследок Тису:

— Мистер Тис, мистер Тис, а что вы теперь будете делатьпо ночам? Что будете делать ночью, хозяин?

Тишина. Машина растаяла вдали. Дорога опустела.

— Что он хотел сказать, черт возьми? — недоумевалТис. — Что я буду делать по ночам?..

Он смотрел, как оседает пыль, и вдруг до него дошло. Онвспомнил ночи, когда возле его дома останавливались автомашины, а в них —темные силуэты, торчат колени, еще выше торчат дула ружей, будто полный кузовжуравлей под черной листвой спящих деревьев. И злые глаза… Гудок, еще гудок, онхлопает дверцей, сжимая в руке ружье, посмеиваясь про себя, и сердце колотится,как у мальчишки, и бешеная гонка по ночной летней дороге, круг толстой веревкина полу машины, коробки новеньких патронов оттопыривают карманы пальто. Сколькобыло таких ночей за все годы — встречный ветер, треплющий космы волос наднедобрыми глазами, торжествующие вопли при виде хорошего дерева, надежного,крепкого дерева, и стук в дверь лачуги!

— Так вот он про что, сукин сын! — Тис выскочил изтени на дорогу. — Назад, ублюдок! Что я буду делать ночами?! Ах ты гад,подлюга…

Вопрос Силли попал в самую точку. Тис почувствовал себябольным, опустошенным. «В самом деле. Что мы будем делать по ночам? —думал он. — Теперь, когда все уехали…» На душе было пусто, мыслиоцепенели.

Он выхватил из кармана пистолет, пересчитал патроны.

— Ты что это задумал, Сэм? — спросил кто-то.

— Убью эту сволочь.

— Не распаляйся так, — сказал дед.

Но Сэмюэль Тис уже исчез за лавкой. Секундой позже он выехалв своей открытой машине.

— Кто со мной?

— Я прокачусь, пожалуй, — отозвался дед, вставая.

— Еще кто?

Молчание.

Дед сел в машину и захлопнул дверцу. Сэмюэль Тис, вздымаяпыль, вырулил на дорогу, и они рванулись вперед под ослепительным небом. Обамолчали. Над сухими нивами по сторонам струилось жаркое марево.

Развилок. Стоп.

— Куда они поехали, дед?

Дед Квортэрмэйн прищурился.

— Прямо, сдается мне.

Они продолжали путь. Одиноко ворчал мотор под летнимидеревьями. Дорога была пуста, но вот они стали примечать что-то необычное.Наконец Тис сбавил ход и перегнулся через дверцу, свирепо сверкая желтымиглазами.

— Черт подери, дед! Ты видишь, что придумали этиублюдки?

— Что? — спросил дед, присматриваясь.

Вдоль дороги непрерывной цепочкой, аккуратными кучкамилежали старые роликовые коньки, пестрые узелки с безделушками, рваные башмаки,колеса от телеги, поношенные брюки и пальто, драные шляпы, побрякушки изхрусталя, когда-то нежно звеневшие на ветру, жестяные банки с розовой геранью,восковые фрукты, коробки с деньгами времен конфедерации, тазы, стиральныедоски, веревки для белья, мыло, чей-то трехколесный велосипед, чьи-то садовыеножницы, кукольная коляска, чертик в коробочке, пестрое окно из негритянскойбаптистской церкви, набор тормозных прокладок, автомобильные камеры, матрасы,кушетки, качалки, баночки с кремом, зеркала. И все это не было брошено кое-как,наспех, а положено бережно, с чувством, со вкусом вдоль пыльных обочин, словноцелый город шел здесь, нагруженный до отказа, и вдруг раздался великий трубныйглас, люди сложили свои пожитки в пыль и вознеслись прямиком на голубые небеса.

— «Не хотим жечь», как же! — злобно крикнулТис. — Я им говорю сожгите, так нет, тащили всю дорогу и сложили здесь —напоследок еще раз посмотреть на свое барахло, вот оно, полюбуйтесь! Этичерномазые невесть что о себе воображают.

Он гнал машину дальше, километр за километром, наезжая накучи, кроша шкатулки и зеркала, ломая стулья, рассыпая бумаги.

— Так! Черт дери… Еще! Так!

Передняя шина жалобно запищала. Машина вильнула и врезаласьв канаву, Тис стукнулся лбом о ветровое стекло.

— А, сукины дети! — Сэмюэль Тис стряхнул с себяпыль и вышел из машины, чуть не плача от ярости. Он посмотрел на пустыннуюбезмолвную дорогу.

— Теперь мы уж их никогда не догоним, никогда.

Насколько хватал глаз, он видел только аккуратно сложенныеузлы и кучи, и еще узлы, словно покинутые святыни, под жарким ветром, в светеугасающего дня.

Час спустя Тис и дед, усталые, подошли к скобяной лавке.Мужчины все еще сидели там, прислушиваясь и глядя на небо. В тот самый миг,когда Тис присел и стал снимать тесные ботинки, кто-то воскликнул:

— Смотрите!

— К черту! — прорычал Тис.

Но остальные смотрели, привстав. И они увидели далеко-далекоуходящие ввысь золотые веретена. Оставляя за собой хвосты пламени, они исчезли.

На хлопковых полях ветер лениво трепал белоснежные комочки.На бахчах лежали нетронутые арбузы, полосатые, как тигровые кошки, греющиеся насолнце.

Мужчины на веранде сели, поглядели друг на друга, погляделина желтые веревки, аккуратно сложенные на полках, на сверкающие гильзы патроновв коробках, на серебряные пистолеты и длинные вороненые стволы винтовок, мирновисящих в тени под потолком. Кто-то сунул в рот травинку. Кто-то начертил впыли человечка.

Сэмюэль Тис торжествующе поднял ботинок, перевернул его,заглянул внутрь и сказал:

— А вы заметили? Он до самого конца говорил мне«хозяин», ей-богу!

Они пришли и заняли удивительные голубые земли и всему далисвои имена. Появились ручей Хинкстон-Крик и поляна Люстиг-Корнерс, рекаБлэк-Ривер и лес Дрисколл-Форест, гора Перегрин-Маунтин и город Уайлдертаун —все в честь людей и того, что совершили люди. Там, где марсиане убили первыхземлян, появился Редтаун — название, связанное с кровью. А вот здесь погиблаВторая экспедиция — отсюда название: Вторая Попытка; и всюду, где космонавты припосадке опалили землю своими огненными снарядами, остались имена — словно кучишлака; не обошлось, разумеется, без горы Спендер-Хилл и города с длиннымназванием Натаниел-Йорк…