— Отпустите меня, мистер Тис. Я пришлю оттуда вашиденьги, честное слово!

— Послушай-ка, Белтер. — Тис ухватил негра заподтяжки, потягивая то одну, то другую, словно струны арфы, посмотрел на небои, пренебрежительно фыркнув, прицелился костистым пальцем в самого господабога. — А ты знаешь, Белтер, что тебя там ждет?

— Знаю то, что мне рассказывали.

— Ему рассказывали! Иисусе Христе! Нет, вы слышали? Емурассказывали! — Он небрежно так, словно играя, мотал Белтера за подтяжки итыкал пальцем ему в лицо. — Помяни мое слово, Белтер, вы взлетите вверх,как шутиха в день четвертого июля, и — бам! Готово, один пепел от вас, да и тотразнесет по всему космосу. Эти болваны ученые не смыслят ни черта, они вас всехукокошат!

— Мне все равно.

— И очень хорошо! Потому что там, на этом вашем Марсе,знаешь, что вас поджидает? Чудовища кровожадные, глазища — во! Как мухоморы!Небось, видал картинки в журналах про будущее, в закусочной у нас продают подесяти центов штука? Ну так вот, как налетят они на вас — весь мозг из костейвысосут!

— Мне все равно, все равно, все равно. — Белтер,не отрываясь, смотрел на скользящий мимо поток. На темном лбу выступил пот.Казалось, он вот-вот потеряет сознание.

— А холодина там! И воздуха нет, упадешь там изадрыгаешься, как рыба. Разинешь пасть и помрешь. Покорчишься, задохнешься ипомрешь! Как это — по душе тебе?

— Мало ли что мне не по душе, сэр… Пожалуйста, сэр,отпустите меня. Я опоздаю.

— Отпущу, когда захочу. Мы будем мило толковать с тобойздесь, пока я не позволю тебе уйти, и ты это отлично знаешь. Значит,путешествовать собрался? Ну, так вот что, мистер «Высоко в небеса», возвращайсядомой, черт дери, и отрабатывай пятьдесят зелененьких! Срок тебе — два месяца.

— Но, сэр, если я останусь отрабатывать, я опоздаю наракету!

— Ах, горе-то какое! — Тис попытался изобразитьпечаль.

— Возьмите мою лошадь, сэр.

— Лошадь не может быть признана законным платежнымсредством. Ты не двинешься с места, пока я не получу своих денег.

Тис ликовал. Настроение у него было чудесное. У лавки собраласьнебольшая толпа тем??окожих людей. Они стояли и слушали. Белтер дрожал всемтелом, понурив голову.

Вдруг от толпы отделился старик.

— Мистер?

Тис глянул на него.

— Ну?

— Сколько должен вам этот человек, мистер?

— Не твое собачье дело!

Старик повернулся к Белтеру.

— Сколько, сынок?

— Пятьдесят долларов.

Старик протянул черные руки к окружавшим его людям.

— Нас двадцать пять. Каждый дает по два доллара, ибыстрее, сейчас не время спорить.

— Это еще что такое? — крикнул Тис, величественно выпрямляясьво весь рост.

Появились деньги. Старик собрал их в шляпу и подал ееБелтеру.

— Сынок, — сказал он, — ты не опоздаешь наракету.

Белтер взглянул в шляпу и улыбнулся.

— Не опоздаю, сэр, теперь не опоздаю!

Тис заорал:

— Сейчас же верни им деньги!

Белтер почтительно поклонился и протянул ему долг, но Тис невзял денег; тогда негр положил их на пыльную землю у его ног.

— Вот ваши деньги, сэр, — сказал он. —Большое спасибо.

Улыбаясь, Белтер вскочил в седло и хлестнул лошадь. Онблагодарил старика: они ехали рядом и вместе скрылись из виду.

— Сукин сын! — шептал Тис, глядя на солнценевидящими глазами. — Сукин сын…

— Подними деньги, Сэмюэль, — сказал кто-то сверанды.

То же самое происходило вдоль всего пути. Примчалисьбосоногие белые мальчишки и затараторили:

— У кого есть, помогают тем, у кого нет! И все получаютсвободу! Один богач дал бедняку двести зелененьких, чтобы тот рассчитался! Ещеодин дал другому десять зелененьких, пять, шестнадцать — и так повсюду, все такделают!

Белые сидели с кислыми минами. Они щурились и жмурились,словно в лицо им хлестали обжигающий ветер и пыль.

Ярость душила Сэмюэля Тиса. Взбежав на веранду, он сверлилглазами катившие мимо толпы. Он размахивал своим пистолетом. Его распирало,злоба искала выхода, и он стал орать, обращаясь ко всем, к любому негру,который оглядывался на него.

— Бам! Еще ракета взлетела! — вопил он во всюглотку. — Бам! Боже мой!

Черные головы смотрели вперед, никто не показывал вида, чтослушает, только белки скользнут по нему и снова спрячутся.

— Тр-р-рах! Все ракеты вдребезги! Крики, ужас, смерть!Бам! Боже милосердный! Мне-то что, я остаюсь здесь, на матушке-земле. Старушкане подведет! Ха-ха!

Постукивали копыта, взбивая пыль. Дребезжали фургоны наразбитых рессорах.

— Бам! — Голос Тиса одиноко звучал в жаркомвоздухе, силясь нагнать страх на пыль и ослепительное небо. — Бах!Черномазых раскидало по всему космосу! Как даст метеором по ракете и разметаловас, точно малявок! В космосе полно метеоров! А вы не знали? Точно! Каккартечь, даже гуще! И посыпятся ваши жестяные ракеты, как рябчики, как глиняныетрубки! Ржавые банки, набитые черной треской! Пошли хлопать, как хлопушки: бам!бам! бам! Десять тысяч убитых, еще десять тысяч. Летают вокруг земли в космосе,вечно летают, холодненькие, окоченевшие, высоко-высоко, владыка небесный!Слышите, эй, вы там! Слышите?!

Молчание. Широко, нескончаемо течет река. Начисто вылизаввсе лачуги, смыв их содержимое, она несет часы и стиральные доски, шелковыеотрезы и гардинные карнизы, несет куда-то в далекое черное море.

Два часа дня. Прилив схлынул, поток мелеет. А затем река ивовсе высохла, в городе воцарилась тишина, пыль мягким ковром легла настроения, на сидящих мужчин, на высокие, изнывающие от духоты деревья.

Тишина.

Мужчины на веранде прислушались.

Ничего. Тогда их воображение, их мысли полетели дальше, вокрестные луга. Спозаранку весь край оглашало привычное сочетание звуков.Верные заведенному порядку, тут и там пели голоса; под мимозами смеялисьвлюбленные; где-то журчал смех негритят, плескавшихся в ручье; на поляхмелькали спины и руки: из лачуг оплетенных зеленью плюща, доносились шутки ирадостные возгласы.

Сейчас над краем будто пронесся ураган и смел все звуки.Ничего. Гробовая тишина. На кожаных петлях повисли грубо сколоченные двери. Вбезмолвном воздухе застыли брошенные качели из старых покрышек. Опустелиплоские камни на берегу — излюбленное место прачек. На заброшенных бахчаходиноко дозревают арбузы, тая под толстой коркой освежающий сок. Пауки плетутновую паутину в покинутых хижинах; сквозь дырявые крыши вместе с золотистымилучами солнца проникает пыль. Кое-где теплится забытый в спешке костер, ипламя, внезапно набравшись сил, принимается пожирать сухой остов соломеннойлачуги. И тогда тишину нарушает довольное урчание изголодавшегося огня.