Утром я чувствовала себя просто прекрасно. Голова не болелаи не кружилась, ноги не дрожали, я ощущала замечательную легкость во всем теле,и еще резко обострилось обоняние. Распахнув окно, я чуть не скончалась отзапахов летнего леса и цветов из сада, мне показалось, что я не вдыхаю воздух,а пью его. Была еще одна странность, отчего-то я проснулась ровно в шесть иупорно не хотела спать.

Поразмыслив над этим удивительным фактом, я решила, что всепроисходящее только к лучшему. Сейчас дом спит, но ровно в восемь у всехзатрезвонят будильники, начнется трам-тарарам, и мне придется затаиться у себяв спальне минимум до десяти, потому что именно в это время кавалькада машинстартует с нашего участка в направлении шоссе. Кеша сначала завозит Маню вВетеринарную академию, а потом едет по делам, Зайка летит в Останкино,Дегтярев, правда, укатывает раньше, около девяти. Мне же, пока хоть кто-нибудьнаходится дома, нельзя даже приближаться к гаражу, домашние настроенырешительно, матери велено лежать в кровати и пытаться раскодироваться.А еще может случиться совсем неприятное: вдруг у Аркадия нет спешных дел вМоскве и он решит остаться сегодня в Ложкине?

Подумав так, я выскочила из-под одеяла и ринулась к шкафу.Тут меня ожидала новая проблема: вся одежда оказалась катастрофически велика.Брюки сваливались к ступням, футболки болтались на мне, словно на огородномпугале, даже ноги усохли.

Я быстро встала на весы. Стрелка замерла у числа«сорок»! Непостижимым образом я ухитрилась за ночь потерять еще два килограмма,но самочувствие-то отличное, бодрое, вот только выйти из дома не в чем!

Сняв тапочки, я на цыпочках пробралась в гардеробную Зайки ипорылась в вещах. Футболочка отыскалась довольно быстро: маленькая,коротенькая, а вот нижнюю часть тела было просто не во что упаковать. Наконец явыдернула из самого темного угла бежевые штанишки и удовлетворенно вздохнула,вот эти вроде ничего.

Притащив «обновки» к себе, я нацепила майку, надела брючатаи с горечью констатировала: они тоже безнадежно мне велики. Делать-то что?Ехать в город в халате? До ближайшего магазина? Отличная идея! Только точки,торгующие одеждой, открываются в основном в десять!

Пока голова решала сложную проблему, руки действовали самипо себе, они схватили пояс от халата и, продернув его в петли на брюках,завязали. Здорово!

Уходя из дома, я бросила взгляд в большое зеркало в холле.Оно отразило девочку лет тринадцати, с костлявым торсом, обтянутым футболкойстрейч, и ножонками в слишком широких штанах, прихваченных на талии поясом отмахрового халата. Некоторым диссонансом в облике было лицо взрослой женщины изолотые, дорогие сережки в ушах.

Вздохнув, я пошла к гаражу. Были бы кости, а мясо нарастет!Вот начну скоро есть!

Возле квартиры Натальи я оказалась в восемь и, минутупоколебавшись, позвонила. Послышалось недовольное:

– Кого черт принес? – И дверь распахнулась.

Передо мной стояла толстая тетка в мятом грязном халате.Зевая во весь рот, она пробормотала:

– Тебе чего? За каким дьяволом трезвонишь, людям спать недаешь?

– Вы Наташа? – спросила я.

Бабища, продолжая давиться зевотой, кивнула:

– Наталья, правильно. Дело-то в чем? Ты кто?

– Из Пескова приехала. – Я стала изображать изсебя деревенскую жительницу. – Уж простите, рано вставать привыкла,огород, корова, вот и не рассчитала, что москвичи поспать любят.

– Мы побольше вашего работаем, – рассердиласьНаташа, – знаем вас, деревенских, только стонете: ах, огород, ой, скотина,а сами в полдень уже пьяные, на ногах не держитесь! Надо чего? Говори скорее.Если остановиться хочешь, то я тебя не знаю, и у меня не гостиница.

С этими словами она схватилась за ручку двери.

– Меня Анфиса прислала, – быстро затараторила я, –баба Рая померла, помните такую?

Наташа заморгала. Чтобы окончательно успокоить ее, я бодросообщила:

– Уже похоронили, поминки справили, деньги не нужны. Избаосталась, имущество, вы наследники с Веркой будете. Я сообщить приехала.

Наталья мигом втащила меня в темную, грязную прихожую изашипела:

– За каким чертом про наследство на лестнице орешь? Ступай вкухню.

Маленькое пространство было заставлено разнокалибернойгрязной мебелью, на подоконнике теснились банки, горшки с полузасохшимирастениями и пустые коробки. На холодильнике громоздилась кипа старых газет, вмойке высилась башня из грязных тарелок и чашек. Судя по всему, домашнеехозяйство не являлось хобби Наташи.

– Рассказывай, – велела хозяйка, плюхаясь натабуретку, – ты, ваще, кто?

– Даша из Пескова.

– Ну, дальше…

Я изложила историю про подпол, лестницу и разбитуюбанку.

Наташа оживилась.

– Во дела! Там участок громадный, соток пятьдесят. Домкрепкий, сарай, сад, хорошо продать можно.

Я тихонечко вздохнула. Бедная бабка, Наталья толькообрадовалась ее кончине. Решив слегка пригасить радость наследницы, я сообщила:

– Вашего лишь половина, остальное Веркино, вы вдвоемимущество получаете, так по закону выходит.

Наталья радостно рассмеялась.

– А вот и нет, Верка-то умерла давно.

– Да? – удивилась я.

– Ничего странного, – кивнула Наташа, – пиласильно, алкоголичка. Цирроз печени заработала, уж лет пять как на том свете,мне одной домишко остается. Ладно, поняла, тебе надо за работу заплатить?Сколько хочешь за то, что постаралась? Много нет, пятьдесят рублей хватит?

Я молча взяла бумажку, сунула ее в карман и сказала:

– Анфиса просит поскорей приехать.

– Зачем мне вообще туда кататься? – удивиласьНаташа. – Так продам.

– Вещи разобрать, там мебель, люстра, посуда…

– Ой, посуда, – заржала Наташа, – мебель! Не смешименя, рухлядь и осколки! Это для вас, колхозников, вещи, а для нас, москвичей,дрянь. Скажи Анфисе, пусть себе забирает и знает мою доброту.

– А иконы?

– Неверующая я, доски мне ни к чему.

– Белье постельное.

Наташа отмахнулась:

– Тряпки, я в Пескове лет двадцать назад была, уже тогдарванье на постелях лежало, сомневаюсь, что Раиса за эти годы новое купила. Напенсию жила, знаю, сколько она имела, не до пододеяльников.