Скорость вдруг резко упала. Машина сделала поворот и поехалапо боковой дороге. Блики большой автострады перестали мелькать по стенкам.Машина остановилась, открылась передняя дверь, голос Буги прогудел:

— Слышал, Чанг? Они проскочили мимо. Сейчас мы смоемся,а потом рассчитаемся с ними на островах Кьюри…

Он захлопнул дверь, развернул машину и поехал назад кавтостраде. Перед выездом был небольшой подъем. Буги включил вторую передачу, ивдруг машина дернулась, взревел мотор.

Почувствовав неладное, Геннадий поднял голову и увидел, чтопередний отсек «роллс-ройса» наполнился голубоватым светящимся дымом, вкотором, словно припадочные, бились Буги и Чанг. Судороги продолжалисьнесколько мгновений, потом Буги и Чанг уронили головы. Геннадий увидел двухподбегающих мужчин в странных масках. В руках одного из них было короткое ружьес широким, будто бы стеклянным стволом. Второй распахнул дверку машины, нажална тормоз, выключил зажигание. Светящийся газ мгновенно испарился. Нападавшиесняли маски, деловито приступили к обыску бесчувственных Буги и Чанга. Геннадийзаметил, что широкоствольное ружье лежит рядом с машиной на асфальте. Онвыскочил из машины, схватил ружье и, увидев изумленные физиономии старшегостюарда и его дружка, нажал спусковой щелчок; мелькнул узенький язычок огня,«роллс-ройс» вновь наполнился голубым дымом. Геннадий бросился прочь и упал вкювет — носом в мокрую траву.

Когда потомок великого императора Рокера I очнулся, онувидел над собой ясные, доброжелательные глаза Джина Стрейтфонда.

— Что произошло? — заплетающимся языкомпробормотал Буги.

— Все в порядке, сэр. Они связаны, — бодро ответилмальчик.

— Откуда ты взялся?

— Всегда с вами, сэр. До конца. Спина к спине у мачты.Ричард Буги со стоном приподнялся, увидел связанных врагов, икающего Чанга ирасхохотался;

— Ей-ей, ты мне по душе, малый!

в которой слышится «Песня аваитюристки» и звучат голоса,умалишенных

После соревнований в Кракове (Польша) в жизни НаташиВертопраховой произошло значительное событие: ее портрет в полный рост и собручем был напечатан на обложке журнала «Смена». Неизбежное следствие такихпубликаций — поток писем. Наташа даже и не представляла, как велик в нашейстране интерес к художественной гимнастике, этому эстетическому виду спорта. Ейписали школьники всех возрастов, юные и зрелые спортсмены, просто любителипрекрасного, курсанты суворовских и нахимовских училищ… Большую часть своегосвободного времени Наташа посвящала теперь разбору писем и ответам на них.

Была уже довольно глубокая ночь, когда она приступила кдвадцать седьмому за этот день ответу. Она писала пожилому пенсионеру из городаТишинска, книголюбу и рыболову.

«Уважаемый Олег Михайлович! Вы интересуетесь моей жизнью,учебой и успехами в спорте Вы не пропускаете ни одного соревнования похудожественной гимнастике. Большое вам за это спасибо!»

Зазвонил телефон. Удивленная столь поздним звонком, Наташасняла трубку и услышала усталый голос телефонистки:

— Вертопрахова? Поговорите с Лондоном. Вслед за этимчто-то щелкнуло, немного погудело, потом затараторило на ста языках сразу, апотом в тишине женский голос сказал:

— Мисс Вертопрахова? Джаст уан момент, плиз! «Неужелиуже до Лондона докатилось? — подумала с некоторым волнением Наташа. —Неужели и в Лондоне заинтересовались художественной гимнастикой?»

И вдруг она услышала невероятно знакомый, спокойный голос:

— Наташа, здравствуй. Это я, Гена.

— Кто?! — закричала изумленная Наташа.

— Гена Стратофонтов. Я звонил нашим, но никто неответил. Вероятно, все на даче. Тогда решил… к тебе…

— Откуда ты? Что за глупый розыгрыш? Тоже мне — Лондон,Лондон…

— Я действительно звоню из Лондона.

— Да ну тебя, Генка! Вечно ты что-нибудь выдумаешь!

— Послушай, Наташа. — У Геннадия был такойсерьезный голос, что Наташа сразу же забыла свое раздражение. — Слушайвнимательно и передай все моей бабушке Марии Спиридоновне. Я сейчас в Лондоне,куда прилетел с Больших Эмпиреев, по очень важному Делу. Скоро возвращаюсь наархипелаг. Пусть не волнуются. Подробности я сообщу письмом. Это все.Запомнила?

— Да, — тихо проговорила Наташа.

Она вдруг сквозь весь свой спортивно-популярный туманвспомнила, что Генаша розовым невским вечером что-то лепетал об архипелаге БольшиеЭмпиреи, о каком-то судне, вообще какой-то вздор. Может быть, все это не такойуж и вздор? Сердце ее вдруг пронзила какая-то неясная тревога.

— Гена! — закричала вдруг она.

— Доллис! — вдруг закричал он.

— Что такое? — поразилась Наташа. — Как ты меняназвал?

— Прости, Наташа! Как было в Кракове?

— Первый приз!

— Поздравляю!

— Я все передам твоей бабушке! Когда ты вернешься?

— Надеюсь управиться до начала учебного года. Пока,Наташа!

Внизу в холле леди Леконсфильд веселым старческим голосомнапевала какой-то романс. Винстон фонировал низким утробным воем.

Старая дама была счастлива. Ее юный спаситель, русский«хрустальный дельфинчик», был выше всякой критики. Он называл ее «гранни» ичасами вел с ней задушевные серьезные беседы. Она уже подумывала, не отчислитьли ему еще процентов пять из доли Винстона, хотя Геннадий вторично самымкатегорическим образом отказался от ее капиталов как человек, воспитанный впринципиально другой системе.

Во избежание случайностей Геннадию пришлось приоткрытьстарой даме завесу тайны. Леди Леконсфильд еще со времен зубопротезнойдеятельности своего мужа научилась держать язык за зубами. Надо ли говорить отом, что она была потрясена мужеством и самоотверженностью своего «хрустальногодельфинчика».

— О, Джин, ты рискуешь жизнью ради спасения столь малойнародности! О, нет-нет, ты — святой! Не спорь, мой мальчик, я вижу над тобойореол святости!

Геннадий сдержанно объяснил ей вздорность всяких религиозныхпредрассудков, а также сказал, что на его месте любой советский пионер повел бысебя так же, ибо советскому пионеру не безразлична судьба как больших, так ималых наций.