— Получается, вы разделались с Таро, как вор вскрывает сейф с помощью слесарных инструментов?

— Не самое лестное сравнение, но в сущности верное.

Розанов позволил себе самодовольно улыбнуться.

— Так что карта с дураком означает? — Вольский ткнул в первую в ряду карту.

— Ясное дело: нашего брата дурака бить, деньги брать. Так они смотрят на нас, — проговорил Розанов.

— А эта — за ногу подвешивать?

Вольский стукнул костяшкой пальца по карте, на которой тот же человек с землистой кожей и гротескными чертами был изображён в не самом удобном положении. Свободная его нога, согнутая в колене, скрещивалась с вытянутой.

— Тут символика: то, что за правую конечность прицеплен, означает: по собственному желанию. Этот Аркан предрекает, что мы, глупыши, будем жертвовать собою за весь мир, живота не жалея, и за то плевки и щелчки от благодарного человечества получать. И так, покамест жилы не порвём. Повсеместно нас обрабатывают, чтоб добровольно шли на заклание.

Вольский задвигал усами:

— А портрет дурака, случаем, не из газеты? Как будто штришки знакомые. Шаржик какой-то, или карикатурка…

— Они все нас так видят, — сказал с грустной улыбкой писатель. — Все эти щедрые на подлости щедрины… Поэтому карикатуры в газетёнках, какую ни возьми, одинаковые, хотя разные художники на стерженёк карандашный поплёвывали.

— Если эти, что за кулисами, такой акцент делают на своём восприятии нашей внешности… Как же, положим, антиподы в Австралии либо Новой Зеландии поймут колоду?

— Смысл картинки: «профанов — бить», всюду считают. Баланс колоды подскажет, как бить: с размаху, что станет силы! А вот местные струкотурки прочтут нюансы. Поэтому нам, в Российской Империи, туже всех придётся. Если в остальном мире на нулевом Аркане гипотетического профана увидают, то у нас — конкретных людей, нас с вами. Это российской масонерии отмашка: нас — «можно». И различая на картах знакомых из повседневности профанов, масонерия будет драконничать.

— «Струкотурки», — осторожно попробовал слово на вкус Вольский. — Каково звучание… Будто насекомые члениками своими, жвалами, клешнями стучат, скребутся.

— Это чтобы не произносить слово…

Тут в кабинет заглянула что-то узнать по хозяйству экономка, и писатель не договорил. С болезнью жены, Варвары Дмитриевны, писателю всё больше приходилось уделять время быту.

— К «профанам» отношение закулисы менялось, — рассеянно сказал Розанов. — Но никогда ещё не было таким…

Василий Васильевич раскрыл альбом, куда прошлым вечером вклеивал согласно хронологии создания изображения старинных карт, разысканные по журналам и книгам. На одной из них дети побивали дурака камнями, на другой стягивали с него портки, кое-где дурак заголялся сам. Рысь то драла когтями его ляжку, то вцеплялась зубами. Дурак бывал весел, блажен, печален, подчас зол, а то безразличен к неудобствам и обидам.

— Приглядитесь к новому Аркану: дно сумы Дурака прорезано, ложка дырявая, нога, что не в пасти неведомой твари, в расклеившийся башмак обута. Куда тут идти… Ни единого шанса двинуться в путь «профану» не оставлено. Нам готовят горчайшую участь. Коля, вы, кажется, чересчур увлеклись едой? Сами же сообщили свой новый гастрономический принцип: «есть мало, но часто».

— Я уже второй раз ем. Всё согласно расписанию. Долго очень лекторствуете, Василий Васильевич.

Василий Васильевич вынул из мозаики карту, чтобы показать другу.

Дородная баба, почему-то в пиджачной паре, сидела за столом, поверхности которого было не разглядеть из-за множества телефонных аппаратов. На мясистом лице застыло выражение, какого Вольский не видал ни у одной женщины. Это было злое высокомерие, жирные губы растянулись в людоедской улыбке, глазки-щёлочки смотрели угрожающе.

— Существует легенда о самозванке на Папском престоле. Раньше папесса изображалась бесспорной самозванкой: худой, тихой и понурой. Здесь мы видим вылитую суфражистку, Эммелин Панкхёрст, в абсолютном осознании своего права на занимаемое место. Очевидно, у закулисы программа: возвысить женщин, усадить судьями, столоначальниками, в Думу пустить. Нрав у суфражисток известно какой, до того дойдёт, что мужчины, все пребывающие в ничтожном ранге, в их кабинеты на цыпочках и дыханье затаив будут входить.

— Суфражистки ведь только равноправия добиваются, — заметил меньшевик.

— Сразу видно, не читывали их манифесты, — усмехнулся Розанов. — Получат равноправие, будут требовать уже привилегий. И их получат — ещё чего-нибудь придумают. Остановиться не смогут, да и не захотят.

Писатель вернул карту на место и взял другую.

— Этот Аркан символизирует нашу Империю.

Вольский сказал пренебрежительно:

— Подумаешь, какая-то баба льёт воду.

— Именно: «льёт»! — Розанов воздел указательный палец. — Отечество наше существует под созвездием Водолея, уж не спрашивайте, почему; мне сие не ведомо. Исстари семнадцатым Арканом в раскладах обозначают Россию.

— Из одного кувшина красная жидкость, очевидно, кровь, а из другого — чёрная с блеском, масло какое-то, что ли… — Он задумался, потом махнул рукой: — Наверное, метафора.

— Россиею весь мир будет насыщаться, — объяснил Розанов. — Все станут за наш счёт жирковать и нас же люто возненавидят и упрёками забомбардируют: мол, ленимся, оттого такие нищие.

— Как вы всё разгадываете, из одной-то картинки?

— Знаю просто, какая благодарность бывает за незаслуженное благодеяние… Взгляните на карты «Император» и «Императрица»! С монархиями на всей планете будут кончать. Монархии придают прочности государствам. Закулиса уничтожила французский правящий дом, несколько лет назад расправилась с португальским и сербским. Германия, Австро-Венгрия и Россия — ей как кость в горле. Вы понимаете, сдвиги грядут колоссальные! Коля, сколько можно жевать?..

— Господь с вами, Василий Васильевич! Я просто представил, что пережёвываю этих ваших злодеев. Вот бы вытащить их из-за кулис да показательный суд устроить.

— Ах, где-нибудь в Нюрнберге или Гааге, — мечтательно сказал Розанов. — Словом, в каком-нибудь городишке с богатой масонской традицией. Хотя где в Европе эта традиция бедная? Тайные общества в десять слоёв… Разгромив ячею Минцловой и Артель чертёжников, мы едва-едва кожуру сняли. Тут чистить столетиями надобно.

— Вы утверждаете, что при помощи этой колоды можно любую житейскую задачу решить. А как вам такая задачка? В Бутырке четверо нас было в одной камере: я, Костлявый, Судрабс и Радек. И один десерт, из булки и сахара. И вот ночью кто-то его съел. Мы судили, рядили, да так и не нашли виноватого. И вот что на разборке говорилось. Я спал и никого не видал. Костлявый спросонья абрис чей-то заметил, то ли Судрабс, то ли Радека. Судрабс твердил, что это Костлявый сожрал, в одну пасть. А Радек убеждал, что это не Судрабс, поскольку Судрабс валялся рядом с ним, Радеком, коленка к коленке, на полатях, а Костлявый со мною в сговоре.