премии за постановку «Трех сестер» в Национальном театре в г. Кошице.

В других городах и селениях Чехословакии чеховские торжества проходили при участии краевых и окружных комитетов защиты мира, чехословацкого общества по распространению политических и научных знаний и ряда других массовых организа­ций. В домах культуры, заводских клубах проводились лекции и беседы о Чехове.

Государственные издательства выпустили ряд новых сборников произведений Че­хова. Вышли очередные тома десятитомного собрания сочинений Чехова. Был опубли­кован ряд брошюр и статей о творчестве Чехова и т. д.

«Мастерские рассказы Чехова выходят у нас на чешском и словацком языках во все новых и новых изданиях, его драмы живут на сцене наших театров»,— с гордостью пи а а газета «Rude pravo» (1954, № 197, от 18 июля).

Впрочем, в отношении постановок пьес Чехова в Чехословакии мнения критиков расходились. Некоторые из них неоднократно утверждали, что Чехов будто бы мало ставится на сцене, что он «незаслуженно обойден чешским театром» («Kulturni poli- tika», 1949, с. 28, str. 7). Особенно много писали об этом в 1954 г.

«В газетах, журналах, на учебных занятиях довольно много говорят о значении Чехова для театра, для драматургов,но в репертуарах театров его пьесы не числятся»,— писал критик М. Сметана в сентябрьском номере журнала «Divadlo» (1954, с. 9, str. 802).

Однако за время, прошедшее от написания этих слов до их опубликования, на чешской сцене появился ряд новых постановок пьес Чехова, так что редакция журнала «Divadlo» в примечании к статье должна была внести соответствующую поправку.

Подобную же картину мы наблюдаем и в Праге, где к памятной дате шли всего лишь две пьесы Чехова: «Иванов» в Камерном театре и «Дядя Ваня» в Учебном студен­ческом театре (DISK). В связи с этим в рецензии на состоявшийся в Праге спектакль Братиславского Национального театра «Дядя Ваня» критик Ян Копецкий писал:

«Пьеса „Дядя Ваня" напомнила нам, что в годовщину Антона Павловича Чехова современный пражский репертуар обошелся без главных пьес великого драматурга. Правда, в Камерном театре идет „Иванов", и этот факт заслуживает внимания, но по-другому воспринимался бы „Иванов", если одновременно с ним ставились бы и некоторые действительно великие произведения Чехова ...) Братиславские артисты напомнили нам о нем „Дядей Ваней". И публика оба вечера заполняла театр до от­каза — такой интерес проявляет она к автору. И актеры, бесспорно, мечтают о вели­колепных ролях чеховского репертуара. Отчего же такая нерешительность в Праге? В Братиславе идут и „Три сестры". А сравните число театров в обоих городах!» («Di­vadlo», 1955, с. 1, str. 16).

Впрочем, вскоре пражские зрители увидели также «Три сестры» в Национальном театре и «Дядю Ваню» в театре Буриана «Д-34» — спектакли, которые также предназна­чались к чеховской годовщине, но были показаны зрителям с опозданием (в 1955 г.).

В целом итог этого чеховского года на чехословацкой сцене таков: «Ива­нов»— одна постановка (Камерный театр, Прага); «Дядя Ваня»—четыре поста­новки (Пражский учебный театр, областные театры Бенешова, Йиглавы, Национальный театр в Братиславе); «Три сестры» — две постановки (областной театр в Пардубице, Национальный театр в Братиславе); «Вишневый сад» — пять постановок (театры вОстраве,Оломоуце,Зволене, Карловых Варах, а также пражское радио и телевидение). Кроме этого, в ряде театров ставились одноактные пьесы, например в Национальном театре Кошице, в Государственном и областном театрах Брно, в областном театре Чешских Будейовиц и т. д.

Количество изданий и постановок произведений Чехова убедительно говорит о популярности его в Чехословакии, о том, что Чехов, наряду с лучшими представи­телями чешской и мировой классической литературы, явился мощным союзником в борьбе за нового человека и его творческий созидательный труд, против уродливых пережитков капитализма, буржуазной морали, бюрократизма, мещанской безыдей­ности, пошлости и равнодушия.

«С любовью будем мы вновь и вновь возвращаться к творчеству Чехова, будем учиться у него узнавать мещанство, которое еще не исчезло из нашей действитель­ности, и вообще видеть все то, что стоит на пути к прекрасной жизни, достойной свободного человека нашей родины»,— писал Ян Иша (Dr. Jan J i s а. А. P. Cechov — bojovnik za krasu zivota. Praha, 1954, str. 20—21).

«Чехов нужен нам потому, что он показывает теневые стороны прошлого и выра­жает мечту честных сердец о новой человеческой жизни»,— утверждал Ян Копецкий («Literarni noviny», 1954, с. 46, str. 4).

А уже цитированный нами критик М. Сметана писал в журнале «Divadlo» (1954, с. 9, str. 802):

«Пьесы Чехова имеют для нас сегодня великое, подлинно актуальное значение. Тем более, что на нашей сцене очень мало пьес.о современности, в которых целеустрем­ленно и глубоко была бы разработана тема духовного перевоспитания людей, ставились бы важные проблемы морали и чувства. А в наших театрах необходимо играть такие пьесы, волновать зрителя переживаниями чеховских героев, которые бредут еще ощупью, но всем своим существом тянутся к свету, к правде, к познанию человече­ского счастья, смысла жизни. Необходимо заразить зрителя чеховской мечтой о красоте, вывести многих людей из состояния духовной (и эмоциональной) индифферентности и поверхностности, научить молодое поколение размышлять о жизни, глубоко и честно подходить ко всем ее важным вопросам. Одним словом, наш театр не имеет права не играть пьес Чехова, не знакомить своих зрителей с наследием великого писателя и мыслителя. Ведь именно наше поколение осуществляет все то, о чем лишь с грустью мечтал Чехов».

» » *

Некоторые деятели культуры задумывались над вопросом, в чем причина огромной популярности Чехова у чехословацкой общественности. «Нет ничего удивительного в том,— писал Зд. Неедлы,— что Чехов так сразу и так сильно захватил нашего чи­тателя. Из великих русских реалистов он во многих отношениях особенно нам близок. Мы неизменно восхищаемся человечностью замечательных образов Тургенева, Тол­стого, Достоевского, но, разумеется, не можем не чувствовать, что помещичий мир Тургенева, аристократическая среда Толстого и — в противоположность этому — пестрый калейдоскоп людей, оказавшихся на дне человеческого общества, у Дос­тоевского — это мир, которого у нас не было, в который нам, следовательно, нужно было вживаться, что, конечно, при большом искусстве этих мастеров слова было нетрудно. Но когда появился Чехов, он не мог не повлиять уже одним тем, что был нам близок и изображаемой им социальной средой. Его мелкая буржуазия, его интеллигенция и нам хорошо известны, часто они словно взяты из нашей жизни.

Да, Чехов как будто бы прямо касался темы, которая у нас, в схожей социальной среде, еще до него прозвучала в одном из классических произведений чешской литера­туры, в „ Малостранских повестях" Неруды. Только у Чехова эта тема развернута го­раздо шире, чем у Неруды, так как мир русской