– Эфирного телеграфа? – удивился Кинт.

– Да, мы его привезли, таких устройств на весь терратос не более десятка. Понимаешь, насколько важен твой отряд? Важен именно здесь, в тылу у северян, только телеграф весьма тяжел и состоит из нескольких узлов. Предлагаю его спрятать где-то неподалеку, а потом ты его заберешь. Нужны хотя бы пара лошадей, чтобы его транспортировать.

– Я знаю, где взять лошадей, и совсем недалеко.

– Даже так… что ж, Болье, тогда разгружайте телеграф.

Болье кивнул и побежал к одному из скреверов.

– Человек, которого я послал через линию фронта, вы встречались с ним?

– Нет, он ограничился телеграммой в мой адрес, через мою сестру Поль.

– Сэт?

– Сэт, эм… а, Мадэ и некая Шагэ выехали на юг, подальше от бунтов и войны, – Морес по памяти дословно пересказал Кинту содержание записки из тайника.

– Очень интересно… а Тьетэ, значит, успел выехать в Латинг до начала вторжения?

– Он в Латинге, хороший и ответственный гражданин терратоса.

– Да, он хороший человек.

– Что ж, Кинт, надеюсь, в будущем у нас будет возможность поболтать за парой бокалов вина, а сейчас мне пора. Береги Болье и телеграф, иначе очень дорог и трудоемок процесс твоего поиска… и вот еще, просто чтобы ты знал, пилота, который в грозу рисковал жизнью и нашел тебя, зовут Маани…

Лицо Кинта застыло, словно каменное изваяние.

– Она служит у меня в управлении, и как только узнала, кого ей предстоит искать, то, наплевав на погоду, сразу же вылетела… Ты ей дорог, Кинт, хотя я знаю одного доктора, который является ее мужем.

– Она мне тоже дорога, но нас уже ничего не связывает.

– Ну, судя по твоему лицу…

– Бросьте, Морес, не нужно проявлять свои методы для копошения у меня в душе, – грустно улыбнулся Кинт.

– Прости… ну, мне пора. Болье приказано во всем подчиняться тебе… Ты все же капитан корпуса охраны дорог. – Морес хитро улыбнулся своими тараканьими усами и поспешил к скреверу. – Береги себя, Кинт!

– Оставайся здесь и не высовывайся, – приказал Кинт Болье, как только проводил взглядом пятерку скреверов, скрывшихся за облаками. Потом подошел к ржавеющим обломкам экспедиционной машины и, положив руку на холодный металл, молча стоял и смотрел в землю несколько минут, вспоминая бесшабашного Крея, Волье, ставшего настоящим другом за год с небольшим, чудаковатого профессора и увлеченных наукой и друг другом студентов. Их останки давно съедены блуждающими в округе хищниками и стервятниками, а груда искореженного металла стоит в долине жутким надгробием.

– Ну, что там? – взволнованно спросил Локт, когда Кинт прискакал обратно.

– Все потом, скидывай все с лошадей, надо кое-что сюда перевезти, и быстро! – Кинт даже прикрикнул. – Там этот жандарм, как мишень!

Нагрузив трех лошадей вьюками, в которые были упакованы детали телеграфа, Кинт, Локт и Болье побежали к роще, каждый ведя в поводу лошадь с ценным грузом.

– Все, – отдышавшись после пробежки через долину, сказал Кинт, опустившись на землю в роще, – теперь нагружаем все на себя и уходим.

– Сразу на север?

– Нет, Локт, сначала к посту, разживемся парой лошадей.

– Тогда пошли, – ответил Локт, поднял с земли и перекинул через плечо седельные сумки.

На рассвете, орудуя ножами, Кинт и Локт навечно успокоили троих северян, что дежурили на посту дорожной жандармерии, собрали трофеи и увели троих лошадей в рощу, откуда, быстро закрепив и проверив груз, верхом отправились на север, к новому лагерю отряда.

– А что, этих телеграфов эфирных правда не более десятка на терратос? – спросил Кинт Болье.

– Тут полковник сказал правду, их ровно десять, – ответил Болье и покосился на несколько тюков у стены старой заброшенной штольни.

На шестой день пути пришлось искать укрытие, с севера пришло известие о скорой зиме в виде первого снега, сильного ветра и пурги. Штольню нашли случайно, по остаткам деревянного настила в лесу, по которому много лет назад каторжане возили тачки с рудой к дороге, теперь заросшей и ставшей еле заметной в лесу. Но есть в этом вынужденном затворничестве преимущество – горячая еда. Кинт помешал в котелке над маленьким костром похлебку на вяленом мясе и посмотрел на Локта, который закончил с кормежкой лошадей и теперь внимательно осматривает у каждой копыта, подсвечивая маленькой масляной лампой…

– Кинт, подковы совсем на камнях поистесались, а мы еще до настоящих гор не доехали, – покачав головой, сказал он.

– Немного осталось, надеюсь, к утру пурга успокоится, оставь лошадей, идем ужинать.

– Вот, у меня есть к ужину, – улыбаясь, Болье достал из своего ранца небольшую стеклянную бутыль.

– Убери, придем в отряд, отнесешь в лазарет, понял?

– Так есть!

– Понимаешь, – Кинт снисходительно посмотрел на Болье, – не одобряю я это в отряде… вот представь, мы сейчас поужинаем, напьемся шанта, а в эту штольню под утро нагрянут кочевники или северяне… Мы в тылу врага, понимаешь?

– Понимаю, господин капитан. – Болье убрал бутыль обратно.

– Не понял… – Локт, черпая из котелка в свою походную миску похлебку, застыл и уставился на Кинта.

– Забудь, – отмахнулся Кинт, – и чтобы в отряде не болтал.

– Понял, не болтать.

– …а генерал что? – спросил Болье Локт.

Они сидели рядом с лошадьми и болтали, а Кинт, завернувшись в два походных одеяла, спал у костра, точнее, пытался уснуть и, вывалившись из очередной дремы, прислушался к разговору.

– Ругался, кричал, зачем, говорит, на отряд оборванцев использовать столько ресурсов, так необходимых регулярной армии.

– А этот твой Морес что?

– Сказал, что если терратос упустит возможность связаться с армией Кинта Акана, то в штабе армии терратоса узнают имя того, кто помешал службе контрразведки.

– Армия… это они, конечно… – хмыкнул Локт.

– А сколько вас всего?

– Приедем в лагерь, увидишь. Наверное, думаешь: «занесло же меня».

– Нет, я сам вызвался, решил, что мне будет полезен такой опыт, а то все в штабе да в столице.

– О да, с Кинтом не заскучаешь, да и опыта, действительно, сможешь набраться. Давно на службе?

– Пятый год, из них четыре года постоянно проживал в Майнге, где при университете есть экспериментальный цех, вот этим, – Болье кивнул на тюки с частями телеграфа, – и занимались.

Ранним утром Кинта разбудил Локт, он копошился у костра – уже успел сходить и осмотреться, спустился к ручью неподалеку и набрал воды.