которые не расходились уже несколько дней. При сильном ливне приходилось прятаться в повозках, пережидая, пока небо соизволит прекратить «плакать», как выражался Орген, которого такие задержки выводили из себя больше всего.

Большая часть отряда предпочитала двигаться на лошадях, только жена Оргена Кеса и его двенадцатилетняя дочь Мирка ехали в одной из повозок, пока глава экспедиции находился во главе отряда, постоянно беседуя с графом Никаностро и его другом Биолем, который любил поговорить даже больше, чем Орген. Ксавий старался держаться ближе к Менестре, день и ночь находившуюся рядом со своим мужем Кастом. Изредка удавалось переброситься с ними парой слов, но до настоящего разговора дело не доходило из-за северянина, хмурившегося всякий раз, как Ксавий приближался к ним. Даже когда отряд вечером собирался возле общего костра, Менестра и Каст сторонились всех, предпочитая проводить время в одной из повозок.

Шел одиннадцатый день странствия. Они проходили мимо небольших поселений, разбросанных вдоль восточного тракта. Орген рассказывал о том, какие большие и красивые города к югу от этих мест. Казалось, что он побывал чуть ли не в каждом уголке Сартариума. Все с упоением слушали его истории о дальних краях. Однажды и у Ксавия спросили о том, как он попал в Мерден, но он предпочел отделаться парой общих фраз.

Все это время Ксавий предпочитал наблюдать за членами отряда. Молчаливый Никаностро порой подъезжал на своем буланом коне к Ксавию, спрашивая о его работе в Мердене. Граф интересовался протезом Ксавия, прося дать изучить чертежи, которые парень предусмотрительно прихватил с собой в поход, не желая оставлять их в банке на хранение. Граф тоже многое понимал в черчении и инженерии, поэтому они сумели найти общий язык, обсуждая возможные варианты модификации протеза и материалов, при помощи которых можно улучшить качество кисти. Остальные члены отряда держались в стороне от искалеченного мужчины, считая, что он ни на что не способен и попал в отряд только потому, что спас Оргена.

Тин постоянно бегал неподалеку, играя с собакой Оргена. Они бегали за степными зайцами, лая и пытаясь их поймать, но юркие животные быстро убегали в свои норы. Как и говорил Орген, собаки подружились.

– Сегодня у Мирки день рождение, – торжественно сказал Орген, подходя к Ксавию ранним утром. – Надеюсь, что мне не станет плохо. Если что, лови меня.

Вытянув руки вперед, Орген закрыл глаза и сосредоточился. Темное сияние вокруг него многократно усилилось, делая человека черным пятном на фоне прекрасного солнечного утра. Из нор вокруг лагеря начали выбираться степные зайцы, втягивающие своими маленькими носами воздух. Размером они были не больше кулака взрослого мужчины. Оргену удалось собрать их в одну живую кучу, пока Ксавий придерживал собак, норовивших броситься на мелкую добычу.

– Мирка, пойди сюда! – Выкрикнул Орген, когда девочка выглянула из повозки на шум. Зайцы верещали и шуршали мокрой травой. Девочка подошла к ним, посмотрела и покачала головой.

– Отпусти их папа, не трать жизнь ради такой чепухи. Спасибо. – Мирка обняла отца. Ксавий заметил, как на его глазах выступили слезы, которые жизнерадостный мужчина быстро смахнул, пока никто другой не заметил их.

– С днем рожденья, моя дорогая.

– А вот это от меня, – Ксавий протянул девочке игрушку-головоломку, которую он вырезал, пока отряд пережидал очередной сильный ливень. – Если сумеешь его разгадать, то любая твоя мечта сбудется.

Каждый из участников похода в течение утра поздравил Мирку, которая просто сияла от счастья. Она показывала подарки Оргену, изучавшему карту, на которой он делал свои пометки и дорисовки. Они выступили в путь только ближе к обеду. Полей становилось все меньше, а на пути начали встречаться небольшие леса с чахлыми деревьями без листьев, где не водились никаких животных, только насекомые обтачивающие стволы изнутри.

– Ксавий, а ты можешь смастерить катапульту? – Спросил у него один из участников похода Батта, поравнявшись с ним.

– Не могу сказать, не мастерил, но если в мои руки попадут чертежи, то думаю смогу.

– А ты что собираешься залезть в гнездо этой катапульты и камнем перелететь реку мертвых? – Орген оказался поблизости и решил принять участие в разговоре. Они с Баттой были старыми друзьями, и время от времени говорили безобидные колкости в сторону друг друга.

– Если это возможно, то я полностью за такое.

– Вплавь доберешься, – рассмеялся Орген. – А на другой стороне реки, там, куда уходят тени, мы уже будем ждать тебя.

– Что ж за способ такой у тебя, чтобы перейти реку, – Батта из-за жары снял чепец. – Ты ничего не говоришь, а весь отряд гадает, что ты задумал.

– А вот Ксавий не задается никакими вопросами. Он просто идет с нами, потому что наша компания такая замечательная.

– На его месте я бы радовался возможности уйти из Мердена. Это захолустье постоянно давит своей атмосферой. А еще близость столпа с именами… От него меня дрожь пробирает.

– Чем тебе столп не угодил? Я при первом посещении сидел и до утра читал появляющиеся имена, ожидая увидеть свое. По поверьям человек, который увидит свое имя избавиться от проклятья навсегда.

– Разве не получит над ним власть? – Уточнил Ксавий, услышавший за время работы в Мердене немало рассказов о столпе.

– А кто их разберет, все говорят по-разному. Все это не отменяет того, что своего имени на столпе не увидеть.

– Кто-нибудь из вас слышал, что появлялись не имена, а иные слова?

– Я не помню, – Орген закрыл глаза, пытаясь вспомнить рассказы о столпе, но его опередил Никаностро, который двигался позади, пожевывая пластину прессованного мяса.

– Было несколько документированных случаев. О них можно почитать в архивах, куда доступ имеют единицы. По странному стечению обстоятельств они все, кто смог увидеть не имена, умирали в течение короткого времени, – Никаностро смотрел прямо на Ксавия, будто догадывался о чем-то. – Ты же работал со столпом, переписывал имена. Разве среди рабочих не ходят байки?

– Да. Но ничего, кроме бесконечных имен, я не видел, – соврал Ксавий, глядя в глаза Никаностро.

– Значит, тебе несказанно повезло, ха! – Хорошее настроение Оргена передавалось всем вокруг, и вскоре разговор зашел о более веселых вещах.

– Приходилось мне бывать в Табаде, что к югу от Тернового моря, – начал рассказывать Орген, понизив голос до полушепота, чтобы его жена ненароком не услышала, – там живут девушки с нежнейшей кожей цвета миндального древа. Голоса у них такие, что пробирают каждую клеточку тела, словно девушки не разговаривают, а поют. Это мало похоже на обычную касабадскую речь. Их наречие перемешалось с языком людей, когда-то населявших южные берега. Главным искусством в Табаде является, кхм, рисование обнаженных натур и