– Слышал. У тебя был роман с внуком Ольшанского. Об этом говорили.

– У нас был не просто роман. Любовь. Мы были неразлучны.

– Большая любовь без следа не проходит, – смиренно изрек Черенцов.

После этой его фразы они просто сидели на скамье и курили, пока Лионелла не сказала:

– Хочу спросить у тебя насчет съемок в Крыму…

– Что?

– После гибели родителей Кирилла в группе что о них говорили?

– Съемки быстро свернули. Ефим Аркадьевич лег в больницу. Пока искали режиссера на замену, натура ушла. Осень наступила, отснятый материал положили на полку.

– Их смерть наверняка обсуждалась, я в этом уверена.

– Не хочется об этом… Как говорится, о мертвых или хорошо, или ничего. – Черенцов отвел глаза в сторону.

– Говори, – приказала ему Лионелла.

– Ходили сплетни, что вроде бы у Лены, матери Кирилла, были отношения с одним из спасателей. Якобы кто-то видел их вместе.

– Ну и что?

– Говорили, что муж ее ревновал. Хотя лично я ничего такого не замечал. Мне казалось, у них была гармоничная пара и они любили друг друга.

– Ефим Аркадьевич как к этому относился?

– К сплетням? Никак. Ты же знаешь, его ничто не интересовало кроме кино. Инесса Ольшанская бесилась и, как мне казалось, ненавидела Лену. В лице менялась, когда та мимо проходила.

– Почему?

– За пасынка обижалась.

– Ну хорошо… А что же милиция?

– Приходили два следователя, но дело быстро закрыли. Оба случая признали несчастными. В смерти Лены подозревали Олега, но к тому времени он тоже погиб.

– То есть Олега Ольшанского подозревали в убийстве жены?

– Как будто он что-то сделал с ее аквалангом. Воздух, что ли, спустил. Но это не было доказано.

Лионелла тяжело проронила:

– Дикая гадость…

– Я бы не стал рассказывать об этом Кириллу.

– Ясное дело.

– Вы готовы? – К ним подошла женщина, помощник режиссера. – Мы начинаем. Ждут только вас.

Лионелла с Черенцовым отправились в дом. На лестнице и в прихожей уже установили осветительные приборы. Стоящие на треногах и снабженные шторками, они давали мягкий рассеянный свет. Те, что у потолка, – резкие тени.

Из-за режиссерского пульта поднялся мужчина в кепке:

– Будем знакомы. Макс.

– Лионелла…

– Знаете, что нужно делать?

– Мы репетировали.

– Входите в кадр, поднимаетесь по лестнице ровно на четыре ступеньки, оборачиваетесь и смотрите в камеру долгим страдающим взглядом.

– Меня лучше не снимать с нижнего ракурса.

– Это еще почему? – спросил режиссер. – Мне лучше знать, как вас снимать. Внимание! – Он сел на свое место и стал смотреть в монитор.

К лестнице подскочила хлопушечница и щелкнула нумератором. Тележка с оператором двинулась, но Лионелла продолжала стоять у двери.

– Стоп! – Режиссер обратился к ней: – В чем дело? Вы не поняли, что нужно делать? Повторяю: входите в кадр, поднимаетесь на четвертую ступень, оборачиваетесь и смотрите в камеру долгим страдающим взглядом. Что вам не ясно?

Лионелла кивнула:

– Все ясно.

– Так что же вы? Из-за вас мы теряем время. Тишина! Начали!

Хлопушечница щелкнула нумератором, и Лионелла тронулась с места, в полной тишине вошла в кадр, чуть задержалась у лестницы, потом медленно поднялась и, остановившись на четвертой ступени, обернулась. За несколько секунд Лионелла вспомнила все: ту ночь, проливной дождь и себя, промокшую и несчастную на пороге этого дома. Давно забытая боль стиснула сердце.

Ее взгляд, обращенный к камере, исполнился такой болью, что у присутствующих поползли по спинам мурашки.

– Стоп! Снято! – Режиссер вскочил с места, подошел к лестнице и поцеловал Лионелле руку. – Гениально! Благодарю вас. – Он обернулся и объявил: – На сегодня закончили.

Лионелла прошла в гримерную, сняла грим и переоделась в свою одежду. В коридоре ее ждал Черенцов.

– Душу вывернула, так посмотрела… – Володечка вытер слезу. – Всегда говорил, что ты актриса от бога. – Он взял ее под руку. – Идем, провожу.

Выйдя на улицу, они, не сговариваясь, прошли мимо ее ворот и свернули в проулок. Вечерело, день шел к концу, и воздух был напоен терпкими ароматами подмосковного леса.

– Если бы ты знал, как тяжело, – проронила наконец Лионелла.

– Ведь мы говорим про Кирилла? Из-за чего вы расстались?

– Он бросил меня из-за того, что я ему изменила.

– Не верю.

– Да-да, так и было…

Черенцов остановился:

– Как он узнал?

– Ему сказала Инесса.

– Мне кажется, что ты чего-то недоговариваешь.

– У нас во ВГИКе был один преподаватель, ты его знаешь – Сергей Павлович Фугенфиров. Он преподавал сценическую речь и любил молоденьких девочек. И вот этот сластолюбец привязался ко мне. Я – молодая, доверчивая… Он – заслуженный артист, прекрасный актер. На очень короткое время я увлеклась.

– Кирилл уже был?

– Он был всегда.

– Это нехорошо…

– Сергей Павлович настоял на индивидуальных занятиях…

– А вы с ним еще не встречались?

– У нас ничего не было. Мы даже не целовались.

– Но ты сказала… – напомнил ей Черенцов.

Лионелла перебила его:

– Дослушай… Я пришла на занятие. Он полез целоваться, и я влепила ему пощечину. На следующий день в институте все говорили о том, что я сделала аборт от Фугенфирова.

– Кто распустил эти сплетни?

– Я не знаю.

– Но как узнала Инесса?

– Она вела у нас курс. – Опустив голову, Лионелла умолкла.

– Не плачь! – Черенцов остановился, развернул к себе Лионеллу и вытер ей слезы. – Все прошло – и слава богу. Выходит, Кирилл бросил тебя потому, что поверил Инессе?

Лионелла кивнула:

– Он ей поверил.

– Но измены-то не было.

– Фактически – нет.

– Почему же ты не объяснила ему?

– Я хотела.

– И что?

– Меня выгнали из их дома.

– Кто?

– Инесса Ольшанская.

– Вот стерва! На этом – все?

– Да.

– Знаешь, деточка… Все, что ни делается, все к лучшему. Меня эта фраза выручала бесчисленное множество раз. Кто знает, что бы вышло у вас с Кириллом, не будь этой сплетни.