кого была недавняя рана. – Возможно, это была не очень серьезная рана, но, тем не менее, это была рана, и кто-то должен был ее видеть, должен был знать об этом. Это не три дня.

Кеннеди покачал головой. Это был момент, который его очень беспокоил.

– Что касается ран, – добавил он размеренным тоном, – хотя это произошло едва ли три дня назад, нет ни одного человека, даже отдаленно подозреваемого в преступлении, о котором можно было бы сказать, что на его руках или лице есть что-то, кроме старых шрамов от ран.

Он сделал паузу. Затем он выпалил быстрым отрывистым голосом:

– Вы когда-нибудь слышали о последнем открытии доктора Каррела, которое ускорило заживление ран, так что те, на заживление которых при обычных обстоятельствах могло потребоваться десять дней, могли быть заживлены за двадцать четыре часа?

Теперь он быстро набросал теорию.

– Если бы были открыты факторы, вызывающие размножение клеток и рост тканей, – сказал себе доктор Каррел, – возможно, стало бы возможным искусственно ускорить процесс восстановления организма. Асептические раны, вероятно, можно было бы заживлять быстрее. Если бы скорость восстановления тканей была ускорена всего в десять раз, кожная рана заживала бы менее чем за двадцать четыре часа, а перелом ноги – за четыре или пять дней. В течение пяти лет доктор Каррел изучал этот предмет, применяя различные экстракты к поврежденным тканям. Все они увеличивали рост соединительной ткани, но степень ускорения сильно варьировалась. В некоторых случаях она была в сорок раз выше нормы. Мечта доктора Каррела о десятикратном превышении нормы была превышена им самим.

Как бы мы ни были поражены этим открытием, Кеннеди, похоже, не считал его столь же важным, как то, что он сейчас спешил нам показать. Он взял несколько кубических сантиметров какой-то культуры, которую он готовил, поместил ее в пробирку и влил восемь или десять капель серной кислоты. Он пожал ее.

– У меня здесь экземпляр некоторых продуктов питания, которые, как я обнаружил, готовились или были приготовлены для мистера Питтса. Они были в холодильнике.

Затем он взял другую трубку.

– Это, – заметил он, – раствор нитрита натрия один к тысяче.

Он осторожно поднял ее и вылил три или четыре кубических сантиметра в первую пробирку так, чтобы она аккуратно стекала по боку таким образом, чтобы образовалась резкая линия контакта между более тяжелой культурой с кислотой и более легким раствором нитрита.

– Видите ли, – сказал он, – реакция будет очень четкой, если вы сделаете это таким образом. Обычный метод в лаборатории и учебниках является грубым и неопределенным.

– Что это? – нетерпеливо спросил Питтс, наклоняясь вперед с непривычной силой и отмечая розовый цвет, появившийся на стыке двух жидкостей, резко контрастирующий с участками выше и ниже.

– Кольцевой или контактный тест на индол, – ответил Кеннеди с явным удовлетворением. – Когда кислота и нитриты смешиваются, цветовая реакция неудовлетворительна. Естественный желтый оттенок маскирует этот розовый оттенок или иногда заставляет его исчезнуть, если пробирку встряхнуть. Но это просто, ясно, деликатно – неизбежно. В вашей еде был индол, мистер Питтс.

– Индол? – повторил Питтс.

– Это, – объяснил Кеннеди, – химическое соединение – один из токсинов, выделяемых кишечными бактериями и ответственный за многие симптомы старческого слабоумия. Раньше считалось, что большие дозы индола могут быть употреблены практически без воздействия на нормального человека, но теперь мы знаем, что от этого возможны головная боль, бессонница, спутанность сознания, раздражительность, снижение активности клеток и интоксикация. Сравнительно небольшие дозы в течение длительного времени вызывают изменения в органах, которые приводят к серьезным результатам. Это, – продолжал Кеннеди, когда весь ужас происходящего проник в наши умы, – бактерии, продуцирующие индол и фенол, которые являются нежелательными гражданами организма, в то время как бактерии, продуцирующие молочную кислоту, контролируют производство индола и фенола. В моих сегодняшних тестах я ввел четыре сотых грана индола морской свинке. У животного наблюдался склероз или затвердение аорты. Были поражены печень, почки и надпочечники, а также произошло затвердение мозга. Короче говоря, налицо были все симптомы старости.

Мы сидели в ужасе. Индол! Что это была за черная магия? Кто положил его в еду?

– Он присутствует, – продолжал Крейг, – в гораздо больших количествах, чем все микробы Мечникова могли нейтрализовать. То, что шеф-повару было приказано добавлять в еду, чтобы принести вам пользу, мистер Питтс, стало бесполезным, и смертельный яд был добавлен тем, что еще…

Минна Питтс в поисках поддержки вцепилась в подлокотники своего кресла, когда Кеннеди продолжил. Теперь она бросилась к ногам Эмери Питтса.

– Прости меня, – всхлипнула она. – Я больше не могу этого выносить. Я пыталась скрыть от тебя эту историю с Торнтоном. Я старалась сделать тебя счастливым, о—о, так старалась, так преданно. И все же тот старый скелет моего прошлого, который, как я думала, был похоронен, не был похоронен. Я снова и снова откупалась от Торнтона деньгами – моими деньгами – только для того, чтобы снова обнаружить, что он угрожает. Но что касается другой вещи, этого яда, я невиновна, и я верю, что Торнтон тоже…

Крейг нежно приложил руку к ее губам. Она дико вскочила и посмотрела на него со страстной мольбой.

– Кто… кто такой этот Торнтон? – потребовал Эмери Питтс.

Быстро, деликатно, щадя ее, насколько мог, Крейг поспешил рассказать о нашем опыте.

– Он в соседней комнате, – продолжил Крейг, затем, повернувшись к Питтсу, добавил:

– Если бы вы остались в живых, Эмери Питтс, шантаж вашей жены мог бы продолжаться, хотя всегда существовала опасность, что вы можете услышать об этом – и сделать то, что, как я вижу, вы уже сделали – простить и исправить досадную ошибку. Но после вашей смерти этот Торнтон или, скорее, кто-то, кто его использует, может одним словом лишить Минну Питтс всего наследства. Закон или ваши законные наследники никогда бы не простили так, как простили бы вы.

Питтс, давно отравленный тонким микробным ядом, уставился на Кеннеди как ошеломленный.

– Кто был пойман на вашей кухне, мистер Питтс, и, чтобы избежать разоблачения, убил вашего верного повара и так ловко замел свои собственные следы? – отчеканил Кеннеди. – Кто мог знать о новом процессе заживления ран? Кто знал о роковых свойствах индола? Кто был готов отказаться от приза в сто тысяч долларов, чтобы получить состояние во много сотен тысяч?

Кеннеди сделал паузу, затем закончил с неотразимой драматической логикой:

– Кто еще, как не человек, который хранил тайну прошлого Минны Питтс и власть над ее будущим до тех пор, пока он мог поддерживать жизнь несчастного Торнтона? Современный врач, который заменил эликсир жизни, прописанный вам днем, ночью на эликсир смерти