шофер в защитных очках и кепке, надвинутой на голову так, что его было практически не узнать. Девушка могла быть мисс Кертис, а что касается мужчины, то это мог быть Кленденин. Никто особо не беспокоился о них, никто не записывал их номера; никто не обратил внимания, куда они направились после того, как паром причалил. На самом деле, этот отчет не имел бы никакого значения, если бы не стало известно, что рано утром на первом пароме с нижней оконечности острова в Нью-Джерси отплыла большая красная туристическая машина, отвечающая примерно тому же описанию, с одним мужчиной и водителем, но без женщины.

– Я хотел бы понаблюдать здесь с тобой сегодня вечером, О'Коннор, – сказал Крейг, когда мы расставались. – Встретимся здесь. Тем временем Джеймсон с его известными газетными связями в районе высшего света, – тут он полушутливо подмигнул мне, – узнает, что он может сделать, чтобы меня приняли в этот позолоченный дворец наркотиков на Сорок четвертой улице.

После немалых хлопот мы с Кеннеди обнаружили наш "проходной билет" и были приняты Ничи Мото, о котором мы слышали. Кеннеди дал мне последнее указание наблюдать, но быть очень осторожным, чтобы не показаться наблюдающим.

Ничи Мото, ориентируясь на бизнес, а не на то, чтобы мы поглощали более чем достаточно, чтобы развить наши описательные способности, быстро провел нас в большую комнату, где на отдельных бамбуковых диванах или нарах, довольно со вкусом сделанных, возможно, с полдюжины завсегдатаев лежали, вытянувшись во всю длину, спокойно куря свои трубки или готовя их в большом ожидании от приборов на подносах перед ними.

Кеннеди освободил меня от ответственности за приготовление опиума, сделав это за нас обоих и, между прочим, намекнув, чтобы я не вдыхал его и дышал как можно меньше. Даже тогда это заставило меня почувствовать себя плохо, хотя он, должно быть, каким-то образом ухитрился получить еще меньше материала, чем я. Пара трубок, и Кеннеди поманил Ничи.

– Где мистер Кленденин? – фамильярно спросил он. – Я его еще не видел.

Японец улыбнулся своей обаятельной улыбкой.

– Не знаю, – вот и все, что он сказал, и все же я знал, что этот парень, знает не только язык, но и факты.

Кеннеди уже почти начал подделывать третью "трубку", когда новое, неожиданное прибытие взволнованно поманило Ничи. Я не мог уловить всего, что было сказано, но два слова, которые я уловил, были "босс" и "игрушка для прыжков", последнее слово означало опиум. Не успел мужчина исчезнуть, не присоединившись к курильщикам, как Ничи, казалось, стал очень беспокойным и встревоженным. Очевидно, он получил приказ что-то сделать. Казалось, ему не терпелось закрыть заведение и уйти. Я подумал, что кто-то, возможно, дал подсказку о том, что это место будет подвергнуто обыску, но Кеннеди, который был ближе, услышал больше, чем я, и среди прочего он уловил слово "встретимся с ним в том же месте".

Прошло совсем немного времени, прежде чем нас всех вежливо выпроводили.

– По крайней мере, мы знаем это, – прокомментировал Кеннеди, когда я поздравил себя с нашим удачным побегом, – Кленденина там не было, и сегодня вечером что-то происходит, потому что он послал за Ничи.

Мы заскочили в нашу квартиру, чтобы немного освежиться перед долгим бдением, которое, как мы знали, должно было состояться в ту ночь. К нашему удивлению, Уокер Кертис оставил сообщение о том, что он желает видеть Кеннеди немедленно и наедине, и, хотя я не присутствовал, я передаю суть того, что он сказал. Похоже, он не хотел говорить об этом О'Коннору, опасаясь, что это попадет в газеты и вызовет еще больший скандал, но за несколько дней до трагедии ему стало известно, что его сестра решила выйти замуж за очень богатого китайского торговца, импортера чая, по имени Чин Чжун. Имело ли это какое-либо отношение к делу или нет, он не знал. Он думал, что это так, потому что долгое время, как тогда, когда она была на сцене, так и позже, Кленденин оказывал на нее большое влияние и ревниво следил за успехами всех остальных. Кертис был особенно зол на Кленденина.

Когда Кеннеди пересказал мне этот разговор по дороге на Стейтен-Айленд, я попытался собрать все воедино, но, как и в одной из знаменитых китайских головоломок, ничего не вышло. Я должен был признать возможность того, что именно Кленденин мог поссориться из-за ее привязанности к Чин Юнгу, хотя я до сих пор не мог понять, в чем заключается очарование, которое некоторые восточные люди испытывают к определенным американским девушкам.

Всю ту ночь мы терпеливо наблюдали с выгодной позиции старого сарая рядом с домом и обветшалым пирсом. Это было до крайности странно, тем более что мы понятия не имели, что может произойти, если мы добьемся успеха и что-то увидим. Но за наше терпение не было никакой награды. Абсолютно ничего не произошло. Как будто они знали, кем бы они ни были, что мы были там. В течение нескольких прошедших часов О'Коннор время от времени коротал время приглушенным шепотом, рассказывая нам о своих впечатлениях в Чайнатауне, которые он теперь пытался привести в порядок. Из Чайнатауна, его притонов и его игроков, мы перешли к законным деловым интересам, и я, по крайней мере, был удивлен, обнаружив, что там были некоторые торговцы, к которым даже О'Коннор испытывал большое уважение. Кеннеди, очевидно, никоим образом не хотел нарушать доверие Уолкера Кертиса и упоминать имя Чин Чжуна, но, задав разумный вопрос о том, кто был лучшими людьми в Небесном поселении, он получил список из полудюжины или около того от О'Коннора. Чин Юнг был на первом месте в списке. Однако ночь прошла, а по-прежнему ничего не происходило.

Это было в середине утра, когда мы немного поспали в наших собственных комнатах в верхней части города, когда телефон начал настойчиво звонить. Кеннеди, который отдыхал, я искренне верю, просто из уважения к моим собственным человеческим слабостям, мгновенно оказался у приемника. Это оказался О'Коннор. Он только что вернулся в свой кабинет в штаб-квартире и обнаружил там сообщение об еще одном убийстве.

– Кто это? – спросил Кеннеди, – и почему вы связываете это с этим делом?

Ответ О'Коннора, должно быть, был неожиданным, судя по выражению удивления на лице Крейга.

– Япончик Мото Ничи? – повторил он. – И такая же несмертельная рана, те же признаки асфиксии, те же обстоятельства, вплоть до красной машины, о которой сообщили жители по соседству.

В тот день больше ничего не произошло, кроме этого усложнения сюжета убийством странного Ничи. Мы видели его тело,