– Перебьётся. Я все его анекдоты похабные уже слышала.

– Отдай мне генерала, Жень! Я ему новых расскажу!

Я чуть не захлёбываюсь вдохом, когда слышу этот голос. Не помню, когда в последний раз слышала в нём звенящие весёлые нотки, и слышала ли вообще. Этот голос больше подходит женщине (скорее, девушке), память о которой сохраняют фотографии у нас дома. Она опирается на подоконник обеими руками, тело в халате сияет навстречу свету, а голова повёрнута назад, к женщинам, словно она не решила до конца, где хочет быть. Повернётся до конца – увидит нас. Я хочу спрятаться, но застываю на месте.

– Да забирай! – отвечает прокуренный голос.

Женщины смеются все вместе, и я наконец вижу её лицо таким, какое оно должно быть на самом деле. Смотрю – и не могу отвернуться. Даже если она заметит меня сейчас и потом не простит. Я знаю, что должна это запомнить, навсегда вбить в копилку памяти. Этот миг длится недолго. Что-то пиликает странно, она уходит от окна, и чуть позже слышу крик, вроде как из другого конца кухни:

– Дочка пришла! Я сейчас ей вынесу и вернусь!

– Ага, давай!

– Мы на входе в корпус, – не сразу понимаю, что это Анька говорит рядом со мной. По телефону. А потом кладёт трубку – и уже мне: – Пошли.

Мы вылезаем из кустов к подъезду корпуса. В просторном холле стоит уродливый стол, на который Анька ставит красивую сумочку и достаёт из неё пластиковый «пятёрочный» пакет. Стол, пакет, коридор, пропахший корвалолом. Всё это какой-то бред. Знать уже ничего не хочу. Поздно. Она выходит, дверь за ней хлопает. Думаю, почему не слышу цоканья, а потом вижу, что она в белых мягких тапочках без каблука. На секунду – не больше – замедляется. Наверное, не ожидала меня увидеть. Я не поднимаю глаза. В следующий миг подходит и ставит на стол свою ношу. В пластиковых контейнерах ещё тёплая гречка, что-то похожее на мясо и две упаковки молока.

– Ну вот и всё, – говорит. – Вечером, может, ещё йогурт будет.

– Вечером помочь?

– Да нет, сама справлюсь. Спасибо, что сейчас подъехали. Коробки тяжёлые.

– Тогда до вечера.

– Ага, пока.

Вот и весь разговор.

Я готова под землю провалиться. Хочу, чтобы магма планеты пожрала меня целиком. Хочу, чтобы ты никогда не узнала об этом. Но ты уже знаешь. Телепатия. И ты обнимаешь меня, поглаживаешь невидимой ладонью по голове.

Всё хорошо.

Всё ни разу не хорошо.

Анька коротко прощается с охранником, задержавшим нас на входе на территорию больницы, и тот даже не посмотрел на сумки. Кивает, когда она возвращает разовый пропуск.

Свежесть речного ветра, солнце на моих щеках – всё это меня больше не радует. Я хочу забыть этот день, как страшный сон.

– Это мамина работа, – говорит Анька, будто я спрашивала. – Молоко за вредность дают, а остальное… остаётся.

– Объедки.

Даже не знаю, лучше ли это воровства.

– Знаешь что?! – взрывается Анька. Как они похожи, просто жуть. – Когда я посуду мыла в ресторане, точно так же приносила еду домой, и тогда ты хавала, не морщилась! Тогда это были не объедки!

– Почему она здесь? Кто она тут? Что вообще происходит? Почему она ничего не говорит?

– Мама помощница повара. У неё теперь регулярная зарплата, соцпакет и всё такое! Просто есть вещи, о которых не расскажешь. Не потому, что мама нас не любит. Ей… трудно пришлось.

Трудно ей пришлось! Всю жизнь она попрекала меня будущим уборщицы, рабочего персонала, которым каждый может помыкать. Высшее образование даст мне все возможности, какие только захочу, если буду стараться! У неё два высших. И за какое из них (или за совокупность дипломов?) её взяли на работу… помощницей повара?

– Я хотела, чтобы ты сама увидела. Так что не выступай. Хуже будет.

В этом Анька права. Я точно знаю, что будет хуже. Даже когда кажется, что хуже некуда. Отбираю у сестры пакет с едой почти насильно – ни к селу ни к городу ей это – и несу до остановки. И всю дорогу до дома придумываю следующую историю про тебя.

✎

Больше никаких отговорок. Пробежка каждое утро. Я даже чувствую что-то вроде стыда за то, что вчера пропустила. Когда ты училась в космической Академии Земли, относилась к этому серьёзно, хотя твои знания превосходили всё, что там преподавали. Ты знала, что Земле не избежать войны. Чтобы помочь, пришлось подстраиваться под окружающих, скрывать свою реальную силу. Оставаться собой было труднее всего. Как мне сейчас. Я не про лесенку (никак не пройду последнюю перекладину!), а про что-то внутри меня. Сила прячется под слабой оболочкой, если её выпустить, начнёт крушить всё, как Халк. Или сделает что-то другое. Не знаю. Внутри всё собрано, сжато. Вот я бегу – и помогает. Или если качать ногой быстро-быстро, когда сижу. Или ходить просто так под музыку. До нашего тайного места.

Пока я бегаю или быстро хожу, думается лучше всего. Самая стрёмная часть – это когда выхожу из душа после пробежки и вот этот миг между тем, как сажусь за стол и открываю мысленную книжечку, взяв в руки карандаш. В этот момент может произойти всё что угодно. Вообще всё. Но происходит следующее: я пишу. Пишу всё, что помню, перечитываю, исправляю. Магия остаётся. Тут, на страницах мысленной книжечки.

В тот вечер я решаюсь. Переписываю свой фанфик в заметки на телефон (ужасно неудобно двумя пальцами!) и, даже не прочитав, бросаю на стену нашей группы. Будь что будет. Сирил тут же ставит лайк. Но она моя лучшая подруга. А что остальные? Кайла, Джей-Джей? Другие? Представляю себе скептическую ухмылку Этти, покерфейс Лиз… Что я натворила! Но файл скачан уже пять раз, а это как если бы уже разошёлся по сети.

Я не могу спокойно сидеть на месте и так часто бегаю в туалет проверить пост, что Анька спрашивает, как себя чувствую, не болит ли живот, не отравилась ли, но я только отмахиваюсь. Лайков и комментариев под публикацией набирается больше. Какой-то ADminn88 пишет про «интересный сюжет, вот бы глянуть такую серию», _НеЖнАя_ФеЕчКа_ с воином в матроске на аватарке накатала целый абзац о том, как ей понравилось, что заставило её почувствовать (с кучей восклицательных знаков и грамматических ошибок). Кто-то написал просто: «Норм». Удивительно – ни одного негативного комментария. Но это всё не то. Не от тех. Никто из фандома, настоящего фандома, – никто из людей, с которыми я срослась душой, которых вижу каждые выходные,