мехах с учеником и деву из лисьего народа. И надеюсь, что ни один скелет не явится ко мне до рассвета заказать настойку на корнях ворсянки. Но могу вам сварить.

— Зачем она?

— Для заживления переломов.

— У меня нет свежих переломов.

— Да — у вас только ци в смятении.

Сун Юньхао хотел сказать, что это не его дело, но это было, во-первых, отчасти его дело, как-никак, он был лекарь, а во-вторых, неплохой лекарь, раз угадал верно.

Отвечать — даже пытаясь съязвить — Тянь Жэнь будет всё так же подчёркнуто любезно, если только вовсе не переломить его волю пополам. Его уже ломали — срослось плохо.

Опустив глаза, Сун Юньхао заметил вдруг на столе возле пестика осторожно расправленный лист бумаги. Его края всё ещё чуть трепетали от духовной силы. Похоже было на письма, которые отправляли по воздуху.

Лист покорно лёг ему в руку — даже чересчур послушно, будто создатель был ему знаком.

У Тянь Жэня болезненно дёрнулось лицо.

— Не трогайте!

До того, как лист стремительно намок и вдруг растёкся бесформенной жижей прямо в руке, Сун Юньхао успел прочитать только: «Мой старший брат страдает от…»

Почерк он знал — хоть и только по талисманам. Он яростно дёрнул рукой, будто на ней сидела ядовитая сколопендра, сбросил на пол остатки письма. «Мой старший брат».

И когда только успел?

— Письмо предназначалось не вам, — сказал Тянь Жэнь сухо и плотно стиснул губы, чтобы не дрожали.

Сун Юньхао плюхнулся на табурет, уперев лоб в сцепленные замком руки.

— Вэйдэ умеет мастерить Журавлиные записки?

— Вам должно быть виднее, что именно умеет ваш брат.

— Не верьте тому, что он там понаписал.

— Я и так знаю, — тон Тянь Жэня смягчился. — Это правда очевидно, а я даже не щупал ваш пульс.

Сун Юньхао глядел из-под сложенных рук, как он смешивает и добавляет новые ингредиенты, беззвучно шевелит губами, что-то высчитывая, — размеренность этих действий под шум дождя почти убаюкивала.

Чуть уменьшив пламя, Тянь Жэнь протяжно вздохнул, проговорил едва слышно:

— О, орден Болинь, вне сомнения, праведен.

— Не вам судить, — сказал Сун Юньхао сквозь зубы.

— Верно… Ваш брат просил хотя бы болеутоляющее, а для этого мне нет нужды проверять пульс. Я не знаю долгосрочных средств, но я могу отменить ваш следующий приступ.

— Это невозможно. Даже смесь мака с дурманом меня не берёт.

— Я не про такие средства.

— На «не такие» у нас нет денег.

Тянь Жэнь почти что рассмеялся.

— Я не стану просить денег. Для этого нужна лишь толика моей ци — это даже не будет стоить мне никаких усилий.

— Чушь.

— Проверьте. Хотите, поспорим? Если я окажусь прав, вы вслух, громко признаете, что народ Южного моря по-прежнему существует и даже не лишён талантов.

— Может, мы тогда уже уйдём из города.

— Ничего страшного. Просто громко скажите это в небо. Я верю, что молодой господин Сун мне не солжёт.

— Вы бы лучше на деньги спорили, а не на гордость.

— Признаться, — проговорил Тянь Жэнь с той же туманной улыбкой, с какой улыбкой, что была у него нынче в саду, — ни деньги, ни гордость мне уже не пригодятся. Но гордости уж совсем мало осталось — даже и пары фэней не наберётся… — Тут вода выплеснулась за край ведра, и он растерянно заморгал.

— Я вынесу, не трудитесь, — сказал Сун Юньхао, поднимаясь, заглянул нечаянно в ведро и замер: к дождевой воде было подмешано алое. Очередная тяжёлая капля упала на подставленную ладонь.

— Мастер Тянь, — сказал он медленно, и Тянь Жэнь обречённо вскинул глаза к потолку.

Охота третья. В виде отвара и местно (прикладывать к ранам) (2)

Тянь Жэнь ещё немного убавил пламя и прислушался: молодой господин Сун ходил по крыше, ступая тихо, но уверенно. Кроме его шагов и стука дождя — ни единого чуждого звука.

Очень осторожно, чтобы не задеть ненароком рабочий стол, Тянь Жэнь поднялся, зачерпнул горстью воды из ведра. Кровь принадлежала двум разным существам — и пролилась совсем недавно.

— Скворец, — позвал Тянь Жэнь испуганно. Он быстро заглянул в спальню, но Скворец сопел на своей подстилке, убаюканный сытным — в глазах дворового щенка — ужином и вечерним лекарством, и никаких новых ран у него не появилось. Он ткнулся носом в протянутую ладонь, но не проснулся. Нет, кровь не его, конечно, и вообще не собачья.

Человек погиб совсем недавно. Впрочем, отчего же сразу погиб? Здесь, в ведре, крови не так много…

Отвар теперь можно было ненадолго оставить, и, уцепившись за дверь, Тянь Жэнь выглянул наружу. Он вспомнил заодно, что перед дождём забыл снять с верёвки выстиранные бинты, а теперь их на месте не было — наверно, сдуло ветром. Или он просто плохо видел.

Молодой господин Сун спрыгнул с крыши, стряхивая с плеч капли.

— Это кровь, — сказал он хмуро.

— Я знаю. Человека и какого-то мелкого зверька. Белки, может. А больше там, — Тянь Жэнь осторожно указал рукою на крышу, — ничего?

— Ни раненого, ни трупа. Только пара пятен крови.

— Человек… пострадал недавно. Белка раньшеМолодой господин Сун окончательно потемнел лицом.

— Здесь кто-то есть, кроме вас?

Хозяин Цзинь никогда не ночевал в усадьбе. Не боялся, как некоторые из слуг, и даже не то чтобы брезговал — он был человек расчётливый и хладнокровный, верил только в силу денег, а не в проклятья, просто в городском доме спать было куда теплее и удобнее. Пока что хозяин Цзинь не успел ещё решить, что делать с усадьбой после смерти старшего брата. Как-то он сказал Тянь Жэню, что подумывает вовсе продать землю; сейчас он, верно, ждал, пока дурные слухи улягутся, а заодно иногда приводил сюда гостей, которым лучше было не появляться лишний раз в городской лавке.

— Хозяин и заклинатели уехали, — сказал Тянь Жэнь тихо.

— Это я уж и сам вижу, — пробормотал молодой господин Сун.

— Они здесь пробыли недолго.

— А слуг нет?

— Они иногда привозят что-нибудь из города: мои травы, еду, прибираются в доме. Но живу здесь только я.

Из слуг только лао Вэй, случалось, оставался на ночь, если задерживался и не хотел добираться до города впотьмах, но лао Вэй всегда предупреждал его — он и ночевал обычно у Тянь Жэня во флигеле, а не в пустеющем главном доме.

— Что ж, проверю. — Молодой господин Сун глянул цепким взглядом охотника на беседку, на пруд, израненный частыми ударами дождя, и Тянь Жэню стало на миг больно от того, что единственный тихий уголок мира, который